– Привет! – сказала Таня. – Скучаешь? Томишься?
– Да нет… Сплю.
– Смотри… Счастье проспишь.
– Авось.
– Не помешала?
Сиди. Трезвей, – протянул Костя, стараясь, чтобы это прозвучало равнодушно, не опасаясь, что это прозвучит пренебрежительно.
– Да я и не пила! Нет настроения… Паршиво почему-то… Сама не знаю отчего. У тебя такое бывает?
– Все бывает…
– И как лечишься?
– По-разному… Чаще само проходит. Как шеф? В норме?
– Он всегда в норме, – чуть назидательно сказала девушка. – Разве нет?
– Почти, – уточнил Костя. – Почти, Таня.
– Ты знаешь случаи, когда Анатолий забывал о норме?
– Как тебе сказать… У нас с тобой разная система оценок. С тобой он всегда в норме, всегда в порядке.
– Смотря что иметь в виду.
– Вот и я о том же, – усмехнулся Костя. – Он не спешит?
– Ждет самолет. Не может пропустить такое зрелище, Он и столик всегда занимает у окна, чтобы все летное поле было как на ладони. А когда появится самолет, даже выпить забывает.
– Значит, хорош… Не знаю, что его в этих самолетах тревожит?
– Что-то должно тревожить человека. Разве нет?
– Конечно, Таня! Само собой. Это мы уж по невежеству своему и темноте…
– Заткнись.
Она открыла свой ящик, взяла пачку сигарет, с хрустом вскрыла ее, прикурила, бросила пачку на место и захлопнула крышку. Косте не понравилось, как она все это проделала. Словно здесь не было хозяина и она могла вести себя как ей заблагорассудится. Даже когда кто-то прикасался к машине, у Кости появлялось ощущение, будто ему на плечо положили руку. Он ловил себя на том, что морщится, когда машину встряхивает на ухабах, когда щебенка каменным дождем бьет по стеклу и днищу. И сейчас не смог промолчать, зная заранее, что не будут неприятны его слова.
– Куда сейчас едем? К тебе?
– А тебе-то что? – Она так посмотрела на Костю, будто это не он заговорил, а машина. – Знай крути. В остальном мы как-нибудь разберемся. – Она затянулась и пустила дым над собой.
– Я знаю, что мое дело крутить… Доставлять вас в хорошие места, увозить из хороших мест… В хорошем состоянии… Да еще хорошо себя при этом вести. Это я знаю. Анатолий не устает мне напоминать об этом. Теперь вот и ты напомнила. Мало, оказывается, делать свое дело, надо, чтобы тебя еще мордой время от времени тыкали… Чтоб не забывал, кто ты есть.
– Ну, прости! – Таня положила руку Косте на плечо, слегка встряхнула его. – Не дуйся, ладно? Сам же полез, сам начал! Вот и получил.
Дождь кончился. Они вышли из машины и остановились под фонарем. Что-то прогнусавил диктор – где-то задерживались самолеты, отменялись рейсы, возникали и исчезали технические причины.
– Я почему спросил… – примирительно сказал Костя. – Не знаю, хватит ли бензина, ты ведь не в центре живешь…
– Да? Так ты о бензине печешься? – спросила Таня с усмешкой. – Тебя и в самом деле это беспокоит? – И Костя почувствовал, что краснеет. Он вспомнил, что она была уже в машине, когда они заехали на заправочную станцию недалеко от аэропорта. – Послушай, – Таня резко повернулась к нему, – а может, ты ревнуешь, а? Признавайся!
– Но это ведь не отражается на работе?
– Когда как… Послушай, Костя, а у тебя есть девушка?
– Девушка? Смотря что иметь в виду.
– Да брось! Что можно иметь в виду, когда говоришь о девушке! Существо, которое ты любишь, которое любит тебя, которое ты балуешь иногда, с которым озоруешь… Так есть?
– Сказать «нет» – совестно, в этом не признаются, сказать «да»… врать не хочется.
– Тяжелый случай. А почему, Костя?
– Не знаю… Я вот машину балую.
– А я бы подошла тебе?
– А говоришь, что не пила.
– Отвечай на вопрос!
Костя тронул ее короткие светлые волосы, провел тыльной стороной ладони по щеке. Она была более свободна в словах, могла говорить о чем угодно и заходить в этом разговоре как угодно далеко. Он не мог. Что-то мешало. Может, подчиненное положение, шоферская зависимость. «Как просто у нее получается, – подумал он, – как просто! Повеситься хочется от этой простоты. Послушаешь ее, посидишь рядом… и начинаешь сомневаться в самом очевидном, собственная добродетель, кажется, и гроша ломаного не стоит. Да что там гроша – о ней заикнуться стыдно. Надо же, до каких времен дожили – честность, искренность, наивность приходится скрывать как что-то позорное…»
– Так что? Подхожу я тебе? – настаивала Таня.
– Много выпила?
– Вообще-то… сама не заметила как… Уж очень Анатолий настаивал. Даже не знаю, зачем ему это понадобилось…
– Действительно! Ни за что не догадаться!
– Кончай язвить! Значит, не гожусь? Не подхожу?
– Годишься, Таня. И сама знаешь. Если б не знала, не спрашивала бы… Тебе же не ответ нужен, хочется еще раз меня мордой ткнуть…
– Опять за свое! Так нельзя, Костя. Знаешь, на кого ты похож? Ты напоминаешь мне свадебную машину. Катят все в лентах, шариках, бантиках, куклы на радиаторах, колокольчики над крышей… Едет жених и больше всего боится, чтобы шарики не лопнули, чтоб не зацепились за забор, за столб, за дом… Не надо, Костя. Это от слабости. Нельзя же всю жизнь ездить на свадебной машине.
– Нет, – сказал Костя, – я не так уж и слаб.
Ведь самолюбие Анатолия ты не испытываешь? Почему? Заранее приняла, что он имеет на него право. Воздушных шариков на нем навешано не меньше, но ты себя ведешь как гаишник – останавливаешь все движение, чтоб, не дай бог, никто его не зацепил. Все ясно, он начальник управления, у него в подчинении сотни таких, как я, а если он над нами, значит, и выше нас, и лучше…
– А разве это не так? Разве это не так, Костя?
– Нет. Как шофер я даже лучше, чем этот любитель самолетов как начальник стройуправления. Поладить с ним несложно – ублажай, и все. И не говори мне, что у вас любовь или что-то в этом роде. Знаешь, со стороны виднее. Вы уже покатились… Набрали скорость. А что впереди, догадаться нетрудно.
– Думаешь, покатились? – растерянно переспросила Таня; – Костя, ты знаешь его жену? Что она такое?
– Он от нее не уйдет.
– Красивая?
– Не сказал бы… Тебе в подметки не годится.
– Умная? Умнее меня?
– И здесь можешь быть спокойна. Она не дура, нет. Но она… курица. У нее все решено раз и навсегда. Все знает, все понимает. Но лучше всего знает, что сколько стоит, на что меняется, какова доплата… Тем и живет. Успокоилась. И напрасно.
– Почему?
