– Придется сказать, – пробормотала
Женя, – не пустит ведь. Как думаешь?
Грушин только плечами пожал.
– Аделаида Павловна, – снова наклонилась
к микрофону Женя, – плохи дела. Вам нужно немедленно уехать отсюда. У нас
есть все основания предполагать, что Иван Охотников жив. Ему известно, где вы
находитесь, он может оказаться здесь с минуты на минуту. Если не хотите нас
впустить, выйдите сами. Мы увезем вас, спрячем.
Она не стала уточнять, кто непосредственно
приложил руку к такой информированности убийцы.
В воздухе пронесся чуть слышный металлический
звон, который, как уже успели заметить Женя и Грушин, являлся предвестником
нового гласа с небес. Грушин возмущенно воздел кулак.
– Прошу иметь в виду, что при входе
задействована электронная система обнаружения оружия, – сообщил их
знакомый робот. – Вам необходимо положить оружие в сейф.
После этого сообщения черная дверь проворно
въехала в стену, открыв тамбур, освещенный все тем же кварцевым светом.
– Черта лысого, – проворчал Грушин и лихо
рванул вперед, через турникет, однако оказался заблокирован на полушаге. Свет
противно замигал, а робот с ноткой укоризны заблажил:
– Обнаружено оружие. Прошу положить его в
сейф. Обнаружено оружие. Прошу положить его в сейф. Обнаружено…
– На, подавись, только заткнись! –
рявкнул Грушин, выхватывая из кармана плаща револьвер. – Где твой поганый
сейф?
Рядом с ним в стене появилась узкая ниша, и
Грушин сунул револьвер туда. В ту же минуту ниша защелкнулась металлической
пластинкой, на которой белели кнопочки с цифрами, и сверху поступило
предложение набрать любую четырехзначную комбинацию, «хорошо запомнив ее для
последующего изъятия оружия».
– Пра-ати-ивный! – провыл Грушин
мстительно, наугад тыча в кнопки.
– Благодарю вас за то, что вы с уважением
отнеслись к правилам, принятым на нашей территории! Добро пожаловать! Прошу
следующего гостя пройти через турникет.
Женя шагнула вперед и услышала радостную
весть, что оружия не обнаружено. Почему-то ее никто не поблагодарил и «добро
пожаловать» не сказал – просто отъехала в стену еще одна дверь, и глазам
открылась залитая ярким светом обширная зеленая лужайка с ухоженными клумбами.
– Тьфу! – сказал Грушин. Общение с
роботом не оставило в его душе никаких чувств, кроме лютой ярости. Он молча
ринулся к дому по затейливо выложенной дорожке («Брусчатка на высшем уровне!
Фирма «Класс!»), явно готовый к новым сражениям. Однако никто больше не пытался
их остановить.
Так же, как и встретить, впрочем. Крыльцо
пустовало, и Грушин беспрепятственно вошел в холл.
Женя потащилась следом. У нее было странное
ощущение, будто идет она сквозь некий серый коридор. Все вокруг – а там,
безусловно, было на что посмотреть и чем полюбоваться! – казалось
затянутым плотной паутиной. Она видела сердито ссутулившиеся плечи Грушина, а
больше ничего. Где-то впереди блаженной мечтой маячил тот самый заветный
уголок, и она хотела сейчас только одного: чтобы Аделаиду не пришлось
уговаривать долго.
– Аделаида Павловна! – сердито позвал
Грушин. – Вы где?
– Здесь, – послышался спокойный мужской
голос.
Грушин дернулся, Женя отпрянула.
Послышался тихий скрип.
Из-за угла выкатилось уже знакомое ей
инвалидное кресло, в котором сгорбилась закутанная в плед фигурка.
Коляску толкал высокий седой мужчина, при виде
которого Грушин громко, резко выдохнул сквозь зубы, а Женя безотчетным
движением прижала руки к груди.
Итак, их опередили.
* * *
«Я готов повторить вслед за «Книгою мертвых»:
«Я не делал вероломно зла никакому человеку, я не делал мерзостей в жилище
истины, я не прилеплялся ко злу, я не творил зла. Я не сделал ничего, что
оскорбительно богам. Я был чист, чист, чист!»
Был, вот именно. Теперь-то я нагрузил себе на
плечи все семь смертельных грехов, но тогда… раньше… перед смертью!
За что я должен был умереть? Почему у меня не
хватило мужества остаться мертвым? И почему я воскрес лишь для того, чтобы
стать палачом?»
Из дневника убийцы
* * *
Женя даже не увидела, а словно бы уловила
некое движение Грушина, и в то же мгновение впереди вспыхнуло, громыхнуло,
потом раздался тонкий, словно бы заячий крик. Грушин качнулся, зажал плечо
рукой.
У Жени потемнело в глазах. Как-то страшно
медленно до нее доходило, что вспышка и грохот – это выстрел, а Грушин
покачнулся потому, что стреляли – в него.
Кинулась к нему, обхватила. Грушин тяжело
клонился к стене. Женя пыталась поддержать, но он оседал, ноги подкашивались.
Медленно опустился на пол, завалился. Черный плащ на плече вдруг стал
необыкновенно ярким.
Женя взглянула на свои повлажневшие пальцы –
кровь!
Грушин с усилием выпрямился и сел, прислонившись
к стене. Гримаса боли сошла с лица, зрачки уменьшились. Первый шок проходил, он
изо всех сил пытался совладать с болью, даже дернул уголками губ, что означало
улыбку.
– Ничего, – выдохнул слабо.
– Ничего, – согласился стрелявший, и
Женя, взглянув в его сторону, увидела, что он, не опуская пистолета, наблюдает
за ними. – Перевяжи его.
Это, разумеется, относилось к ней, но Женя так
изумилась, что начала растерянно оглядываться.
Очень мило! Подстрелить человека, чтобы… Точно
так Олег сказал Cалаге…
Ладно, все эмоции после. Она осторожно
высвободила руку Грушина из плаща, потом – к сожалению, менее осторожно – из
пуловера.
– Извини, – прошептала испуганно, увидев,
как опять потемнели от расширившихся зрачков глаза. – Сейчас, сейчас!
Грушин зажмурился.
К счастью, у рубашки были короткие рукава,
ничего больше не надо снимать. Женя сделала жгут из пояса плаща, и кровь сразу
остановилась. Носовым платком, мгновенно промокшим, отерла вокруг раны. К
счастью, пуля прошла навылет, но задета кость или нет, трудно сказать. Точно
так же трудно сказать, имеет ли это вообще какое-нибудь значение… на будущее.
Но пока главное – перевязать. Чем?
Подумав минуту, сняла куртку, свитерок и
содрала с себя белую футболку. Ее не заботило, что она раздевается перед этим…
мужчиной. Думала только о том, что хорошо – футболка белая и совершенно чистая.
Надкусила, рванула раз, другой – получилась отличная повязка, которой Женя и
обмотала руку Грушина как могла туго, после чего ослабила жгут.
