– Дай зажевать чем-нибудь!
Аркадий отрезал ей солидный кусок предназначавшейся коту
полукопченой колбасы.
– Тебя как зовут? – с интересом спросила дама,
прожевав колбасу.
Аркадий честно ответил.
– Акулина, – представилась в ответ гостья,
протянув крепкую веснушчатую руку, – работаю по квилту.
– Чего? – не понял Аркадий.
– Из лоскутков творю, – пояснила Акулина, –
моя композиция «Торжество содержания над формой» заняла второе место на
нижнетагильской биеннале.
При этих словах художница покраснела от скромности,
борющейся с законной гордостью за столь выдающийся творческий успех. Когда
рыжие веснушчатые женщины краснеют, это создает на их коже замечательный
живописный эффект. Аркадий залюбовался этим эффектом, слегка склонив набок
голову, как знаменитый кот Пинтуриккио. Акулина не совсем правильно оценила его
взгляд, и интерес к Аркадию в ее глазах усугубился.
– А ты чем занимаешься? – спросила она вежливо.
Она имела в виду отрасль Великого Искусства, в которой
творит ее новый знакомый, его творческое кредо и, возможно, планы на ближайшее
будущее, но Аркадий уловил в ее вопросе интерес к гусям на мольберте и слегка
испугался.
– Да так, – замялся он, – Рудик меня пустил в
мастерскую немножко поработать…
Упоминание о неверном Рудике было его большой ошибкой.
Акулина вспомнила, зачем она, собственно, пришла в «Валтасаровы Чертоги», вспомнила
о своей загубленной молодости, о теткином домике под Вышним Волочком, проданном
из-за коварного изменника, и снова оглушительно заревела.
Аркадий запаниковал и вспомнил о втором действенном способе
борьбы с женскими слезами. Акулина, оценив благородство его намерений, тут же
прекратила рыдать и деловым сосредоточенным тоном сказала:
– У меня принцип – никогда не делать этого в
мастерской. Нельзя соединять работу с любовью. Да ты не переживай: у меня
комната рядом, в десяти минутах. Только водку не забудь с собой взять.
Упоминание о водке было излишним: ее Аркадий не забыл бы ни
при каких обстоятельствах. Горюя о том, что за каждый благой порыв приходится
расплачиваться, он прихватил остатки водки и поплелся за своей неожиданной
подругой.
Как только дверь мастерской закрылась и эхо тяжелых шагов
неотвратимой Акулины стихло, в маленьком окошечке появилась усатая разбойничья
морда, и кот Пинтуриккио, полноправный хозяин «Валтасаровых Чертогов», мягко
спрыгнул на пол мастерской. Сделав несколько шагов пружинистой походкой
прирожденного хищника, Пиня вдруг замер на месте и выгнул спину горбом. В
воздухе веяло чем-то неизъяснимо, несказанно прекрасным… Кот двинулся вперед,
влекомый божественным запахом, и вскоре нашел его источник. Вспрыгнув на стол,
он увидел флакон с валерианкой, забытый безутешной Акулиной. Ловким движением
лапы Пиня скинул бутылочку на пол и спрыгнул следом. Чудесная жидкость
разлилась, и кот, совершенно потерявший, если можно так выразиться, кошачий
облик, бросился в восхитительно пахнущую лужицу. Он вылизывал пропахшие
валерианкой половицы, терся о них пушистыми щеками, катался по полу, чтобы не
упустить самой крошечной частицы этого волшебного аромата… Потом одуревший кот
начал бесноваться. Он носился по мастерской кругами, кувыркался через голову,
ложился на спину и снова вскакивал. При этом он орал диким голосом.
Пиня совершенно сошел с ума. В разгаре этого пьяного дебоша
он налетел с разбега на один из мольбертов с гусями и умудрился свалить картину
на пол, даже не заметив нанесенного урона…
Только через несколько часов одуревший кот забылся глубоким
сном. Ему снились далекие дни, когда он, тогда еще крошечный наивный черный
котенок, не разбирающийся в живописи, влачил полуголодное существование на
большой помойке за универсамом и был счастлив, как бывают счастливы люди и коты
только в детстве…
* * *
Акулина оказалась женщиной на редкость крепкой и выносливой:
Аркадию еще дважды пришлось одеваться и бегать за водкой, а творческая девушка
была все еще ни в одном глазу. Правда, из ее сердца полностью выветрился образ
морально неустойчивого Рудика Бальтазаряна и на освободившемся месте
безраздельно воцарился Аркадий Западло. Вслушавшись в страстный шепот подруги,
Аркадий к собственному немалому удивлению узнал, что именно ради него любвеобильная
Акулина продала теткин домик под Вышним Волочком. Как такое могло случиться,
учитывая весьма малую продолжительность их знакомства, Аркадий не понял, но
предпочел не забивать голову ерундой, а выпить еще водки, после чего
веснушчатая нимфа снова показалась ему весьма привлекательной.
Проснувшись в привычно отвратительном моральном и физическом
состоянии, в неопределенный час чрезвычайно позднего утра, грозящего оказаться
ранним вечером, Аркадий долго озирался по сторонам и пытался понять, кто он
такой и где, собственно, находится. Мучительная тошнота и невыносимая головная
боль убедили его в том, что он, скорее всего, жив, хотя раскинувшееся рядом с
ним в постели необъятное рыжеволосое создание средних лет и предположительно
женского пола наводило на мысль о том, что он уже в аду.
Мысль об аде путем несложной цепочки ассоциаций напомнила
Аркадию о рыжем Толяне, заказчике одной из гусиных стай. Зная, что такие, как
Толян, не понимают шуток и не входят в чужие затруднительные обстоятельства,
включая тяжелое похмелье и рыжеволосую Акулину, Аркадий неимоверным усилием
сбросил с себя одну из веснушчатых конечностей, шатаясь и стеная, дополз до
телефона и набрал номер Толянова мобильника.
Толян был зол: они договаривались на утро, а на часах был
уже шестой час вечера. Аркадий, как мог трезво оценив свое физическое
состояние, понял, что до мастерской ему не добраться, тем более что он не имел
ни малейшего понятия, где находится. Он подробно описал заказчику
местоположение «Валтасаровых Чертогов», сказал, куда легкомысленные художники
прячут ключ от двери и под конец сообщил, что заказ представляет собой
сельскохозяйственный пейзаж на тему «Утро на птицеферме».
– Правый из двух! – уточнил художник. – Не
перепутай, правый.
– Ладно, блин, не с лохом говоришь! – недовольно
буркнул Толян и отключился.
Аркадий без надежды на успех поискал в доме водку, не нашел
и со стоном улегся обратно в жаркую Акулинину постель.
* * *
Рыжий Толян, которого время уже поджимало, погнал на
Новочеркасский. Поднявшись по лестнице на самый верх, найдя в указанном месте
ключ и поразившись чужому легкомыслию, он вошел в мастерскую. Увидев царящий
там кавардак, Толян присвистнул.
«Ну и живут же, козлы! – подумал он. – Никакой,
блин, культуры!»
Пробравшись среди разбросанных произведений искусства и
предметов скудного домашнего обихода, перешагнув через спящего тяжелым сном и
время от времени вздрагивающего и вскрикивающего кота, Толян добрался до
мольберта с жизнерадостно гогочущими гусями.
