Вячеслав Андреевич уже второй год обедал в этом ресторане.
Вообще в последнее время ресторан русской кухни «Самовар» пользовался среди
городской элиты огромной популярностью. Продвинутая публика давно уже охладела
к японской кухне и переключилась на патриотические блюда отечественного
ассортимента.
«От этой сырой рыбы одни глисты, – говорили за обедом
чиновники и бизнесмены. – То ли дело – щи да каша! Очень полезно для
здоровья!»
– Мне, парень, того… – проговорил Лампасов, не
глядя на официанта, – щей, во-первых, суточных… ну, и бараний бок с
гречневой кашей!
– Осмелюсь предложить, – угодливо склонился
официант. – Расстегайчики сегодня очень хороши!
– Худеть надо… – вздохнул Вячеслав
Андреевич. – Ну ладно, тащи свои расстегайчики! И морсу, морсу не забудь!
– Сию минуту. – И официант улетел в сторону кухни.
Но не успел он принести клюквенный морс, как к столу
Лампасова подошла крупная блондинка.
– Не помешаю? – проговорила она, отодвигая стул.
Лампасов хотел уже возмутиться – к нему за стол никогда
никого не подсаживали, – но поднял глаза и узнал женщину.
И тут же его желудок неприятно заныл от нехорошего
предчувствия.
Это была Ольга Позднякова.
– Ну, Ольга Васильевна, как это вы можете
помешать! – выдавил он из себя с кислой улыбкой.
– Ну, тогда поговорим! – Она тяжело поставила
локти на стол и уставилась на Лампасова насмешливым взглядом.
– О чем, Ольга Васильевна? – осведомился тот,
пряча глаза.
– А вот об этом. – Она швырнула на стол несколько
снимков.
Лампасов похолодел: его засняли в тот момент, когда он
получал из рук секретарши Громыко чертовы кассеты и внимательно их
рассматривал.
«Думал же я, что не надо это делать у Алинки! –
запоздало расстроился Лампасов. – Знал ведь, что нельзя смешивать одно с
другим!»
– Вячеслав Андреевич, хлеба желаете? – раздался
над его плечом угодливый голос.
В этом ресторане было такое традиционное развлечение – двое
специальных официантов приносили на серебряном подносе несколько сортов
нарезанного хлеба, и клиент пальцем показывал на приглянувшиеся ему кусочки,
которые младший официант специальными щипчиками перекладывал к нему на тарелку.
Лампасову этот цирк нравился, но сегодня было не до того. Он зыркнул на
официантов, и тех словно ветром сдуло.
– Хорошие фотографии? – осведомилась Позднякова,
выждав для приличия минуту-другую.
– Чего вы хотите? – процедил Лампасов.
– Хочу, чтобы ты подписал кое-какие бумаги. – Она
расстегнула портфель и положила перед ним несколько листков. – Заявление
об уходе со службы по собственному желанию… отказ от претензий по пятну
застройки на Юго-Западе… ну и еще – для комплекта – согласие на развод и отказ
в пользу своей жены от прав на фирму «Максиформ».
– Так это Марго сработала! – прошипел
Лампасов. – Ну уж нет! Что это я сам себе удавку на горле затягивать буду?
Да что мне, собственно, грозит? Ну, фотографии…
Он смахнул листки со стола.
– Ты, Слава, ничего не понял, – усмехнулась
Позднякова, на лету подхватив бумаги. – Насчет удавки – это ты очень
вовремя вспомнил! Правда, смертной казни сейчас нет, но максимальный срок тебе
гарантирован!
– Какой срок? Какая казнь? – забормотал
Лампасов. – О чем это вы?
– Об убийстве журналистки Серебровской! Сам знаешь –
милиция сейчас землю роет, ищет убийцу! А тут – такой удачный кандидат! Кассеты
у Серебровской пропали? Пропали! А куда они девались? Да вот же их тебе прямо в
руки передают! А кто кассеты украл – тот и Лену придушил! Не сам, конечно, но
по твоему заказу! Так что не отвертеться тебе, Вячеслав Андреевич! Тем более
что в прокуратуре у меня связи хорошие… я им только намекну… люди они
понятливые! Два раза повторять не придется!
Лампасов застонал.
Позднякова говорила правду: в прокуратуре у нее очень
хорошие связи. Так что если захочет, она его по стенке размажет. В пыль сотрет.
– Подписывай, Слава, подписывай! – усмехнулась Позднякова. –
Лучше где-нибудь в провинции начать все сначала, чем на нарах до конца жизни с
боку на бок по команде переворачиваться!
Лампасов схватился за голову: ничего другого ему не
оставалось.
– Ваши щи! – торжественно произнес официант,
подкатывая к столу тележку с фарфоровой супницей.
– Иди ты со своими щами… знаешь куда! – взвизгнул
Лампасов и запустил в официанта суповой тарелкой.
На следующий день Надежда каким-то непонятным образом оказалась
на улице Восстания. Подняв голову, она увидела изящную вывеску: «Салон элитного
шоколада».
– Не иначе меня привело сюда подсознание! –
пробормотала она себе под нос.
Проходившая мимо старушка с пекинесом на поводке
подозрительно покосилась на нее и прибавила шагу, окликнув свою собачонку:
– Гуля, пойдем отсюда, здесь какие-то странные люди,
сами с собой разговаривают!
Надежда Николаевна хотела что-то ответить, но передумала.
При виде этой старушки она вспомнила свою славную соседку Марию Петровну и ее скотчтерьера
Тяпу. Последняя встреча с соседкой оставила у нее неприятный осадок, и Надежда
подумала, что нужно помириться с Марией Петровной, разъяснить ей историю с
Любегиным. У той как раз на днях были именины, и коробка хороших шоколадных
конфет была бы в такой ситуации вполне уместна…
Надежда Николаевна толкнула дверь шоколадного салона.
Наверху мелодично звякнул колокольчик.
Надежда замерла на пороге: ее окутал восхитительный аромат
шоколада, корицы, ванили и других пряностей. На прилавках и в стеклянных
витринах красовались всевозможные шоколадные фигурки и целые композиции –
сказочные домики и рыцарские замки, запряженные четверкой лошадей кареты и
фантастические животные. Шоколадные гномы маршировали друг за дружкой, весело
размахивая колпачками, а на пороге избушки их встречала Белоснежка.
В дальнем углу магазина тихо журчал шоколадный фонтан –
точно такой же, какой был на листке с телефоном.
Надежда почувствовала себя ребенком, неожиданно попавшим в
настоящую сказку. Вокруг было так много интересного, и она не сразу заметила,
что кроме нее в магазине есть еще кто-то.
Здесь было не слишком людно, но все же перед прилавком
толпилось несколько покупателей, а по другую его сторону стояла привлекательная
девушка в темном платье и белоснежном крахмальном фартуке. Она напомнила
Надежде картину Лиотара «Шоколадница».
На лацкане форменного платья у продавщицы была приколота
табличка с именем – Настя. В подсознании у Надежды снова шевельнулась какая-то
неосознанная мысль, как крупная рыба в глубине реки, но она загляделась на
кондитерские красоты, и мысль исчезла, издевательски вильнув хвостом.
