– Угощайтесь! – воскликнула Наталья. – Что вы
стесняетесь? Я это печенье сама пекла… – И она, словно показывая пример,
бросила в рот сразу два печеньица.
«Ведь ей как минимум лет сорок шесть – сорок семь, – с
завистью подумала Надежда, разглядывая хозяйку, – то есть она всего на
три-четыре года моложе меня! А как выглядит! И между прочим, ни в чем себя не
ограничивает!»
Она вздохнула и взяла печенье. Оно действительно было очень
вкусное и буквально таяло во рту.
– Элинька у меня певица, – с гордостью повторила
Наталья, – и не эстрадная какая-нибудь…
– Оперная? – осведомилась Надежда, беря второе
печенье.
– Исполнительница романсов! – ответила
хозяйка. – Что вы думаете? Сейчас к романсам возродился интерес. Всюду
собирает полные залы! Ну, и зарабатывает неплохо, так что мы решили
поднапрячься, доплатить и поменять эту квартиру на две однокомнатные. А то – вы
не поверите – никого в гости пригласить не могу!
– Да что вы говорите? – вздохнула Надежда, потому
что от нее требовалась какая-то реакция.
– То есть Эля, конечно, не против, она понимает, что
мне нужно устраивать личную жизнь, но все-таки как-то неудобно… – Наталья
прерывисто вздохнула, легко поднялась и подбежала к большому зеркалу в
прихожей.
Отражение в зеркале, как и сам оригинал, выглядело очень
приятно, так что Наталья поправила волосы, улыбнулась самой себе и снова
уселась за стол.
– Вот уж разменяемся, – продолжала она, –
будет у меня своя квартирка, я уже придумала, как там все устроить. Я ее сделаю
в японском стиле!
– Да что вы! – Надежда изобразила волнение. –
Это как – вместо мебели одни циновки? Мне кажется, мужчинам такое не очень
нравится. Если все делать на циновках – и есть, и спать… им, я думаю,
некомфортно…
– Вы думаете, это может повлиять на мою личную жизнь? –
всерьез обеспокоилась Наталья. – Да нет, до циновок дело не дойдет, и суши
каждый день есть я не собираюсь. Я такую мебель специально присмотрела, в
японском вкусе, и покрывало в одном магазине видела, все в иероглифах… очень
стильно получится!
– Да, замечательно! – согласилась Надежда,
посматривая на третье печенье.
– Элинька у меня с самого детства поет! –
продолжала Наталья, подливая себе вторую чашку чаю. – В детском ансамбле
пела, а потом так у нее хорошо пошло… так хорошо пошло… – Она отправила в
рот очередное печенье и подняла на Надежду взгляд: – Ой, извините, что это я
все о своем? А вы для себя покупаете?
– Для дочери, – ответила Надежда, радуясь, что
почти не пришлось этой симпатичной женщине врать.
Дочка ее, Алена, была замужем за моряком военно-морского
флота, давно жила в Северодвинске, однако в последнее время зять туманно
заговорил о переводе. Так что вопрос о покупке квартиры должен был вскоре
возникнуть.
– Но, понимаете… – сказала Надежда, тщательно
подбирая слова, – они еще не приехали. Так что я пока хожу по адресам,
варианты просматриваю. Которые не годятся – сразу отбрасываю, чтобы дочке с
мужем потом зря не бегать.
– Понятно, – закивала Наталья. – И как вам
самой – понравилась наша квартира?
– Очень симпатичная, – ответила Надежда, – и
сразу чувствуется вкус…
– Мы все сами, все сами… – снова затараторила
хозяйка. – Элинька, конечно, занята, да и на гастролях, зато заработала на
обмен… и в агентстве недвижимости у нее подруга была, она нам посоветовала, как
все сделать, и хорошие варианты подобрала… такое несчастье!
– Несчастье? – переспросила Надежда.
– Ну да, Танечка, Элина подруга… которая в агентстве…
ее ведь убили… такой ужас!
– Убили? – На этот раз Надежда Николаевна
действительно насторожилась. – Не может быть! Это беленькая такая, Таня
Иванова?
– Да нет, вовсе она брюнетка, Татьяна Ермакова…
– Ах да! – вроде бы вспомнила Надежда. –
Конечно, Таня Ермакова, такая молодая…
– А вы не знали? Ну да, в агентстве про это никому не
говорят… а вы через то же агентство нас нашли, через «Простор»?
– Ну да, ну да… – пробормотала Надежда. – А
давно ее убили?
– Да нет, неделю назад всего… Эля как раз на гастроли
уезжала… позвонила ей утром, а там и говорят, что с Таней несчастье такое! Эля
так расстроилась, хотела даже поездку отменить, но там уже все подготовлено,
билеты, афиши, никак нельзя было не ехать… и так страшно убили. – Наталья
понизила голос. – Как представлю – мороз по коже!
– А как ее убили? – Надежда инстинктивно тоже
заговорила вполголоса.
– Задушили полиэтиленовым мешком, – прошептала
Наталья, зябко поежившись, – в собственном подъезде!
– Боже мой! – Волнение в голосе Надежды Николаевны
было неподдельным. – Какой ужас! Это что же теперь – женщине одной и до
дома не дойти?
– И не говорите! – подхватила Наталья, жестом
приглашая Надежду взять еще печенья, чтобы снять стресс. – И не
напоминайте! Я сейчас одна, так в подъезд входить страшно, хоть кричи, чтобы
соседи вышли!
– Но недолго уж осталось, дочка вернется, –
полувопросительно сказала Надежда.
– Ах, конечно! Но гастроли пятнадцать дней, так что
вернется Эля только двадцать восьмого, я уж скучаю… И дела с продажей квартиры
застопорились, потому что Тани-то теперь нет… – Наталья глядела печально.
– Да и правда, – спохватилась Надежда, – кто
же ее заменит? Клиенты-то страдать не должны…
– Конечно! Но никто не хочет чужих клиентов брать.
Знаете, как риелторы рассуждают: лучше сделку вести от самого начала и до
конца, а так можно на большие деньги влететь – мало ли на каких условиях с ними
Татьяна договаривалась, ее уж нет, а люди ведь разные, могут и соврать для
собственной пользы… Так что охотников нету в чужих делах разбираться, и дали
нам вместо Тани молодого мальчишку, новенького, Димой зовут. Вот Эля приедет,
пойдем с ней к начальству этого «Простора», все-таки у нас договор…
В метро Надежда плюхнулась на диванчик и тут же достала из
сумки разрисованный вчера листок бумаги.
«Хватит метаться и бросаться в разные стороны, –
сказала она себе, – нужно рассуждать здраво».
Интенсивно мыслить ей всегда помогали листок бумаги и ручка.
Хорошо бы еще, конечно, выпить чашку крепкого чая, но с этим придется
подождать.
«Что удалось выяснить?» – думала Надежда, уставившись на
рекламу мясокомбината. Колбаса на ней выглядела не слишком аппетитно, а
сардельки и вовсе непристойно.
Итак, Эля Маленко вернется двадцать восьмого февраля
(Надежда оторвалась от созерцания колбасы и написала на листке дату). Гастроли
продолжаются пятнадцать дней, стало быть, отнимаем от двадцати восьми
пятнадцать… получается тринадцать. Тринадцатого февраля Эля уехала. А Татьяну
убили накануне вечером, это сообщила мать Эли.
