Рэндольф подождал, пока я сяду, потом кивнул своему парню, и тот отложил автомат в сторону.
— Это кто? — спросил я.
— Альберт Каттер. Несмотря на то что вы никогда не встречались, он о тебе наслышан.
Взглянув на Каттера, я отметил его особенную манеру сидеть на стуле. Под его корректным серым костюмом угадывались крепкие мускулы. Лет ему было под тридцать. Все признаки породы, образования и воспитания были налицо.
— Видимо, я должен сказать тебе это, Мэнн, — начал Рэндольф; на его лице было написано глубокое удовлетворение. — После того как нам не удалось натравить Конгресс на вашу группу, Мэнн, а у Мартина Грейди нашлись деньги и покровители, комитет решил держать вас под контролем и постоянно проверять.
— Ты, кажется, хотел сказать «изводить», приятель?
— Не перебивай старших, Мэнн.
Я улыбнулся ему:
— Конечно, кто-то должен убирать навоз после топорной работы ваших деревенских увальней.
— Политический аспект, — начал он, — был...
— Чушь! — взорвался я, вскочил на ноги и выпалил ему в лицо: — Я устал от вашей чуши! Многие из нас устали, поэтому мы и делаем свое дело как находим нужным. Наша страна опирается не на чертово правительство, которое допускает, чтобы крысы вроде Кастро или кремлевских подонков сеяли между нами рознь. Наша страна — это страна для народа. Пожалуйста, Рэндольф, запомни это! Когда в какой-то стране что-то случается и мальчики вроде вас, наложив в штаны, не могут ничего исправить, когда политиканы пасуют из боязни наступить кому-нибудь в верхах на мозоль и не быть переизбранными на второй срок, тогда за это беремся мы. Теперь запомните и передайте своим. Нас никто не остановит. Станем совать свой нос туда, куда не просят, и делать то, что по идее должны делать вы и ваши люди. Когда кто-то из нас умирает, другие продолжают делать дело. Мы все тренированные профессионалы, и ваши мальчики могут многому научиться у каждого из нас. Не раз мы вытаскивали вашу задницу из огня и потеряли на этом не одного хорошего парня. Никто нас не остановит. Никто. Теперь говорите по существу или убирайтесь!
Прошла минута, и мне показалось, что они взорвутся. Рэндольф и Уотфорд выглядели разъяренными, их лица покраснели. Только Каттер сидел тихо, и углы его губ кривила улыбка. Наконец Рэндольф сказал:
— Может быть, стоит здесь поставить точку, Тайгер. Видимо, нам придется вывести тебя из игры.
— Как?
Я знал, что он собирается на меня повесить; в этом случае он сможет сделать все, что угодно.
— Ты был в номере в Чемберлен-Хаус?
— Ну а что дальше?
Он проигнорировал меня и продолжал:
— Габен Мартрель дал нам подробное описание и опознал твое фото. Лифтер сделал то же самое. Мартрель получил политическое убежище, и твой поступок — акт насилия и нарушения закона.
— Вам понадобится уйма времени, чтобы доказать это.
— Мы можем задержать тебя и выяснить, что ты собираешься делать дальше.
— Для газет это будет интересно.
— Нам по силам замять дело.
— Может быть, и так, — согласился я.
Рэндольф мрачно усмехнулся:
— Ну а если мы попробуем. Мэнн? Несколько дней в одиночке сделают тебя сговорчивей.
— Но вы же не спрашивали меня, — усмехнулся теперь я.
Рэндольф потерял терпение и окрысился:
— О чем?
— О том, ради чего вы сюда пришли. Почему мы интересуемся Мартрелем.
— Ну хорошо, почему?
— Потому что он не собирается раскалываться. Он собирается хранить молчание, а вы будете сидеть, как у пещеры Али-Бабы, не зная волшебных слов «Сезам, отворись!», — он-то не побеспокоится шепнуть вам эти словечки. А вы ничего не сможете сделать, чтобы упрямец заговорил.
Я крепко прижал его, и он знал это. Он взвесил про себя все факты за и против и наконец сказал:
— А ты, как я понимаю, можешь помочь делу?
— Есть некоторые способы.
— Знаем мы твои способы. Их результат всегда один. Мертвецы и разрушенные людские судьбы.
— Я чувствую себя настолько же виноватым перед ними, как вы чувствовали бы себя по отношению к Гитлеру.
— С нами у тебя этот номер не пройдет.
Я посмотрел на них долгим взглядом и ничего не ответил.
— В чем ты на самом деле заинтересован, Тайгер?
— В том же, в чем и вы.
— Тебе придется отдохнуть пару деньков, пока не скажешь более конкретно.
Они не шутили. И мне пришлось бросить им кость.
— Билл Копли работал следователем по страхованию в агентстве Уоттса. Установлено, что парень умер ночью от отравления газом. Никто не знает, над чем он работал, но у него могут быть заметки, связанные с Мартрелем. Осмотрите крючок входной двери и проверьте труп — возможно, Копли сделали инъекцию, которая привела к удушью раньше, чем по квартире распространился газ. Аутопсия может показать, какой тип инъекции был использован. Я предполагаю, что некто открыл замок, выбил плечом задвижку, бросил ему на лицо подушку и держал до тех пор, пока тот не потерял сознание. Потом сделал укол и инсценировал самоубийство.
Во время моей речи они обменивались взглядами, стараясь ухватить суть того, что я им наговорил.
— Это известно полиции? — наконец спросил Уотфорд.
— Не потрудился узнать. Я проник туда в качестве репортера. Собирать такую информацию — их дело.
— А как вообще ты завязал контакт с этим Копли? Ты что, знал его прежде?
— Нет. Мне позвонили, назвали его имя, адрес и сказали, что у него есть кое-какие данные, которые меня, безусловно, заинтересуют. Я пришел поговорить с ним, но нашел покойника.
— Но ты пришел как репортер, — заметил Рэндольф. — Под прикрытием.
— Я всегда так поступаю, приятель. Не могу рассчитывать на случай. Никогда не знаешь, на что можно наткнуться. Почему бы вам этим не заняться?
Рэндольф поднялся и пошел к телефону.
— Собираюсь принять душ, это вам не помешает?
— Валяй, валяй...
Я как следует вымылся, производя уйму шума в ванной, и, вытершись досуха, натянул шорты. Когда я вошел в комнату, Рэндольф как раз вешал трубку.
— Что новенького?
Он спокойно сказал:
— Нашли след от иглы на бедре.
— Это ваша главная зацепка. Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
Томас Уотфорд поднялся, Каттер последовал его примеру.
— Я подумаю. Если ты пустил нас по ложному следу, мы придем снова.
