Она секунду колебалась, потом произнесла:
– Это тоже было в соответствии с инструкцией. Он велел дать
вам двести пятьдесят долларов.
– Вы взяли двести пятьдесят на поездку и двести пятьдесят
для меня. Это пятьсот. Оставались ли еще деньги в сейфе?
– Нет.
– Вы взяли все?
– Да.
– Обвинение непременно обратит внимание на этот факт. Сразу
же после смерти мистера Тейлмана вы выгребаете из его сейфа все до последней
бумажки.
– Я сделала только то, что он велел, – сказала она, чуть ли
не плача.
– Куда вы отправились после этого?
– В салон красоты.
– Как долго вы там пробыли?
– Часов пять.
– Вы поехали туда на машине?
– Салон рядом с моим домом.
– Где находилась ваша машина?
– В переулке около дома.
– Когда вы увидели свою машину после посещения салона
красоты?
– Четвертого?
– Да.
– В половине шестого, когда поехала в аэропорт.
– Вам придется рассказать это, и тогда вы попались…
Послушайте, Дженис, если у вас был роман с мистером Тейлманом, скажите мне об
этом, и скажите прямо сейчас. Если вы поехали в Палмдейл на свидание с ним…
– Мистер Мейсон, я же говорю вам, что этого не было. И я
знаю, что мистер Тейлман звонил мне не оттуда. Там нет телефона. Ближайший
телефон находится в двух милях.
– А может ли быть, что вас обманули, что кто-то изображал
мистера Тейлмана?
– Ни при каких обстоятельствах, – твердо ответила она, – я
знаю голос мистера Тейлмана.
– Дженис, это просто невозможное стечение обстоятельств, –
сказал Мейсон, покачав головой. – Как только вы начнете давать показания, вас
просто разорвут на куски.
– Но все, что я говорю, – правда!
– Хорошо, пусть будет так. Но мне все-таки кажется, что вы
от меня что-то скрываете. У меня такое чувство, что вы пытаетесь меня обмануть.
Ну что ж, вам же от этого будет хуже.
– Вы мне не доверяете, – сказала она и расплакалась.
Мейсон задумчиво посмотрел на нее и сказал:
– Я не понимаю вас, Дженис, но я все равно буду представлять
ваши интересы перед присяжными.
– Я бы хотела, чтобы вы мне больше доверяли.
– Я бы тоже этого хотел, но факты против вас. Вы должны были
приехать на место преступления до дождя и уехать после дождя.
– Я не была там! Не была! Не была! – крикнула она.
– Ну, хорошо, Дженис, как хотите, – пожал плечами Мейсон. –
Но я не могу позволить вам давать такие показания. Для вас лучше сидеть молча.
Обвинение само должно доказывать вашу вину.
– Мне можно так сделать? – спросила она. – Можно не давать
показаний?
– Вы боитесь?
– Да. Я не хочу, чтобы они спрашивали, как я отношусь к
мистеру Тейлману.
– Закон дает вам право промолчать, – подтвердил Мейсон. –
Обвинение должно доказывать вашу вину. Но могу поделиться с вами кое-какими
соображениями. Если они найдут доказательства, а вы откажетесь от дачи
показаний, вас, скорее всего, обвинят в предумышленном убийстве. Вы молоды и
красивы, много лет преданно служили своему хозяину, поэтому вам, возможно,
заменят газовую камеру на пожизненное заключение, но вас, несомненно, обвинят в
предумышленном убийстве.
– Я ничего не могу поделать, – всхлипнула она.
– Черт возьми! Боюсь, что я тоже.
Глава 13
Возвратившись в свой кабинет, Мейсон, заложив большие пальцы
рук в проймы жилета, с мрачным видом принялся вышагивать по кабинету.
Делла Стрит, привыкшая к его настроениям, сидела за своим
столом и обеспокоенно наблюдала за ним.
– Что случится, если вы не позволите ей давать показания?
– Тогда ее почти наверняка осудят, – ответил Мейсон. – А
если я позволю давать показания, то осудят обязательно. Она явно была влюблена
в Тейлмана, и до его второй женитьбы они, очевидно, провели вместе несколько
выходных. Дженис пытается скрыть свои чувства и, несомненно, хотела бы
сохранить эти встречи в тайне. Если ее начнут допрашивать, то ее репутация
будет погублена в глазах присяжных. А если у нее найдут хоть одну банкноту из
тех, что были в чемодане, ее песенка спета.
– Естественно, – согласилась Делла.
– В этом деле слишком многое говорит о шантаже, – продолжал
Мейсон. – Не было никакой необходимости посылать Тейлману два письма: одно
домой, другое в контору. Если Тейлман велел секретарше не вскрывать писем от
А.Б.Видала, зачем бросать письмо в корзину для бумаг, где она его наверняка
увидит? Письмо… В нем просто предлагалось приготовить деньги. Там не говорилось
ни о чемодане, ни о камере хранения. Дженис сейчас считает, что весь этот
шантаж – выдумка Тейлмана, чтобы получить большую сумму наличными для какой-то
сделки. Но Тейлман мертв, он ничего не может рассказать. Когда за него начнет
говорить Дженис, ее будут слушать с откровенным подозрением. Когда она
попытается защитить себя словами Тейлмана, присяжные ей не поверят… И кому-то
удастся улизнуть с двумястами тысячами долларов в двадцатидолларовых купюрах.
– Во всем этом нет логики, – покачала головой Делла Стрит.
– Должна быть, – заявил Мейсон. – Нужно изложить присяжным
логичную версию случившегося. Более того, версия должна быть стройной и
убедительной, чтобы обвинители не смогли ее разрушить. На сегодняшний день
складывается впечатление, что никакого шантажиста вообще не было. Тейлман
придумал какую-то хитрость, чтобы сделать вид, что его шантажируют, но я не
могу этого доказать. Как только Дженис Вайнрайт начнет давать показания, она
погибла… Если они найдут хоть одну двадцатидолларовую бумажку из тех денег, что
были в чемодане, ее отправят в газовую камеру.
– Вы все время твердите об этом, шеф. Вы думаете, они могут
у нее оказаться?
– Боюсь, что да. Понимаешь, Делла, она взяла из сейфа
пятьсот долларов. Представь, что вся история с шантажистом – выдумка Тейлмана,
чтобы получить наличные из банка. Вполне возможно, что деньги, положенные в
сейф, он достал из того чемодана. Черт возьми, Делла, в этом деле кое-какие
детали просто не имеют логического объяснения!
– Вы уверены, что Дженис нельзя давать показания?
– Да, если она что-то скрывает. По-моему, она даже не
представляет, что ее ждет при перекрестном допросе. Еще и по этой причине я
обошелся столь сурово со второй миссис Тейлман. Я хотел показать Дженис, что
может сделать со свидетелем представитель противной стороны.
