Темнота. Кирпичные стены подвала. Дубовый гроб,
отполированный до блеска. Золотые замки. Волшебный миг: замки щелкают, словно
отпертые невидимым ключом, и крышка поднимается, открывая атласную обивку. В
воздухе чувствуется слабый запах восточных благовоний. Я увидел, что на мягкой
атласной полушке лежит Арман – серафим с длинными, густыми каштановыми
волосами; голова повернута в сторону, глаза пусты, как будто пробуждение
неизменно его удивляет. Я наблюдал за тем, как он поднимается из гроба –
медленно, элегантно, как это свойственно только нам, ибо мы единственные
создания, для которых вставать из гроба – привычный ритуал. Я увидел, как он
закрыл крышку и направился в другой конец подвала, где стоит еще один гроб.
Этот гроб он открыл с благоговением, как шкатулку, где хранится редкий трофей.
Лежащий внутри молодой человек казался безжизненным, его сон еще не завершился.
Ему снятся джунгли и идущая по ним рыжеволосая женщина – ее я не смог
разглядеть отчетливо. А затем – удивительная сцена, и мне она чем-то знакома…
Но где я мог видеть ее раньше?.. Нет, не помню. Две женщины у алтаря. Во всяком
случае, мне показалось, что это алтарь…
Она напряглась, сжалась и качнулась, как статуя Святой Девы,
готовая сокрушить меня. Я почти лишился сознания; кажется, она произнесла имя.
Но хлынул новый поток крови, и мое тело опять затрепетало от наслаждения – и не
было больше земли, не было больше земного притяжения.
Передо мной снова возник кирпичный подвал. Над телом
молодого человека нависла тень. Вошел еще кто-то и положил руку на плечо
Арману. Арман его знает: его зовут Маэл.
«Пойдем».
Но куда он их уводит?
Багряный вечер в чаще секвой. Небрежно, распрямив спину, как
всегда стремительно шагает Габриэль, глаза ее – как два стеклышка, в которых не
отражается ничего. Рядом с ней, стараясь не отставать, грациозно идет Луи. В
этой дикой местности Луи выглядит таким трогательно цивилизованным, безнадежно
не вписывающимся в окружающую обстановку. Он сбросил вампирский костюм, который
был на нем прошлой ночью; но в рваной старой одежде он кажется еще более
элегантным и походит на джентльмена, которому просто немного не повезло.
Сознает ли она тот факт, что они совершенно разные и что рядом с ней он
чувствует себя чужим и одиноким? Позаботится ли она о нем? Но они оба боятся,
боятся за меня!
Крошечное небо над головой превращалось в сияющий фарфор; по
массивным стволам деревьев до самых корней спускался свет. Я слышал, как в тени
бежит ручей. Потом я его увидел. Габриэль шагнула в своих коричневых ботинках
прямо в воду. Но куда они идут? И кто с ними, кто третий? Он попал в поле
зрения, только когда к нему обернулась Габриэль. Господи, какое лицо! И столь
безмятежное! Он очень древний и могущественный, но тем не менее идет позади,
пропустив молодых вперед. Сквозь деревья я рассмотрел поляну и дом. На высокой
каменной веранде стояла рыжеволосая женщина – это ее я видел в джунглях? Не
лицо, а древняя, лишенная выражения маска, как и лицо мужчины, который только
что шел по лесу и теперь не сводил с нее взгляда; как и лицо моей царицы.
Пусть они все соберутся вместе! Кровь полилась в меня, и я
вздохнул. Так будет только проще. Но кто они, эти древние создания с такими же,
как у нее, лицами, на которых не отражается ничего?
Видение сменилось. На этот раз голоса окружили нас мягким
венком – шептались, плакали. На секунду мне захотелось прислушаться, попытаться
выделить из чудовищного хора хотя бы одну долетевшую сюда живую песню.
Представить только – до меня доносились голоса с гор Индии, с улиц Александрии,
из далеких и близких селений.
Но надвигалось новое видение.
Мариус. Ему на помощь пришли Сантино и Пандора, и теперь
Мариус выбирается из окровавленной ледяной тюрьмы. Им только что удалось
достичь зазубренных уступов на месте бывшего нижнего уровня святилища. Пол-лица
Мариуса покрывала корка засохшей крови; он был сердит и полон горечи, глаза
потускнели, длинные золотистые волосы перепачкались в крови. Прихрамывая, он
поднимался по металлической винтовой лестнице, за ним – Пандора и Сантино.
Когда Пандора пыталась ему помочь, он резко отталкивал ее в сторону.
Ветер. Колючий холод. Дом Мариуса был отдан во власть всем
силам природы и выглядел так, словно по нему прошелся ураган. Повсюду валялись
острые осколки стекла; красивые редкие тропические рыбки замерзли на песчаном
дне огромного разрушенного аквариума. Снег толстым слоем покрывал мебель и
сугробами лежал на книжных полках, статуях, стеллажах с пластинками и
кассетами. Погибли птицы в клетках. С закованных в лед зеленых ветвей деревьев
свисают сосульки. Мариус долго смотрел на погибших рыб в мутной полоске льда на
дне резервуара, на мертвые палки водорослей, разбросанные среди сверкающих
осколков стекла.
Исцеление Мариуса происходило буквально на глазах: шрамы
исчезали, лицо обретало естественные очертания. Нога постепенно обретала
прежнюю силу. Он уже мог стоять почти ровно. Он отвел горящий гневом взгляд от
голубых и серебряных рыбок и поднял глаза к небу, к белой пелене, полностью
скрывавшей звезды, а потом молча смахнул с лица и волос частички засохшей
крови.
Ветер разбросал повсюду тысячи обрывков пергаментных
рукописей, измятых листов старинной бумаги. В разрушенную гостиную ворвался
снежный вихрь. Мариус поднял старую кочергу, чтобы использовать в качестве
трости, и сквозь пробитую стену посмотрел на воющих в загоне голодных волков. Их
не кормили с тех пор, как он, их хозяин, был засыпан льдом. О этот волчий вой!
Я услышал, как Сантино заговорил с Мариусом – он старался объяснить, что им
пора идти, что в лесу, среди секвой, их ждет одна женщина, что эта женщина
такая же древняя, как Мать, и что до их прихода встреча начаться не может. Я
ощутил прилив тревоги. Что за встреча? Мариус понял, но не ответил. Он
прислушивался к вою волков. Волков…
Снег и волки… Мне часто снились волки. Воображение унесло
меня прочь, к собственным мыслям, к собственным снам и воспоминаниям. Я увидел
стаю быстроногих волков, мчащихся по недавно выпавшему снегу.
Я увидел себя, молодого человека, каким был двести лет
назад, сражающегося с волками – со стаей волков, в разгар зимы появившихся во
владениях моего отца. Я, тогда еще человек, был так близок с смерти, что
чувствовал ее запах. Но я сразил волков одного за другим. О, эта первобытная
юношеская энергия, возможность наслаждаться роскошью бездумной, неотразимо
прекрасной жизни! Или она казалась мне такой только сейчас? Ведь в то время я
чувствовал себя несчастным: один среди заснеженной долины, моя лошадь, собаки –
все убиты… Но теперь мне остались лишь воспоминания и возможность вновь увидеть
снег, покрывающий горы, – мои горы, земли моего отца.
Я открыл глаза. Она отпустила меня и слегка оттолкнула от
себя. И только теперь я понял, где мы находимся. Не просто где-то в ночном
пространстве, но во вполне определенном месте, и это место когда-то
принадлежало мне.
– Да, – шепнула она. – Оглядись вокруг.
