Стань крылом,
заслони меня
от желания
быть рыбой,
пойманной
на крючок.
Это жалкое вино
кажется вкусным,
но делает меня
Слепым.
И еще, возьми
мое сердце,
чтобы оно
так не болело.
Стэн Райс «Каннибал»
1. Лестат: в объятиях богини
Не помню, когда я проснулся, когда впервые пришел в себя.
Но я знал, что мы с ней уже долго пробыли вместе и что я с
животным самозабвением пил ее кровь, знал о том, что Энкил уничтожен и теперь
первородное могущество принадлежит ей одной. А главное, благодаря ей я увидел и
понял многое из того, что не было доступно мне прежде.
Двести лет назад, когда я испил от нее в храме, кровь
молчала – хранила мрачное и величественное безмолвие. Теперь она стала неиссякаемым
источником образов, доводивших до исступления мозг так же, как сама кровь
доводила до исступления тело; я познавал все, что произошло;
я присутствовал рядом с теми, кто один за другим погибали столь ужасным
образом.
И я слышал голоса – они возникали и исчезали на первый
взгляд без всякой причины и цели, похожие на шепоты, звучащие в пещере.
Мне казалось, что наступил момент просветления и все
соединилось в единую цепь: рок-концерт, дом в Кармел-вэлли, ее светлый лик,
представший моим глазам. И сознание того, что сейчас я с ней, в этом темном
заснеженном месте. Я пробудил ее. Скорее, как сказала она, я дал ей повод
подняться. Я заставил ее обернуться и бросить пристальный взгляд на трон, где
она раньше сидела, и сделать несколько первых неуверенных шагов.
«Знаешь ли ты, что для меня значило поднять руку и увидеть
при свете, как она двигается? Знаешь ли ты, что для меня значило внезапно
услышать звук собственного голоса, эхом отдающийся в мраморных покоях?»
Мы танцевали в мрачном, окутанном снегом лесу – точнее,
просто обнимали друг друга.
Произошли ужасные вещи. Во всем мире творилось нечто
страшное. Массовое уничтожение тех, кому вообще не следовало родиться, – порочного
племени. Бойня на концерте была лишь финалом.
Но я находился в ее объятиях в этой леденящей душу темноте,
с наслаждением вдыхал знакомый запах зимы, и ее кровь снова стала моей – она
порабощала меня. Когда она отстранялась, я испытывал невыразимую муку. Мне
необходимо было привести в порядок свои мысли, узнать, жив ли Мариус, пощадила ли
она Луи и Габриэль, а также Армана. Я должен был каким-то образом снова обрести
самого себя.
Но эти голоса, шквал голосов смертных! Неважно, звучали они
издалека или где-то поблизости – расстояние не имело значения. Мерой служила их
интенсивность. Когда-то я мог остановиться на городской улице и слушать в свое
удовольствие, как в каком-нибудь доме с погашенными огнями разговаривают,
думают, молятся в своих комнатах жильцы. Но теперь мой слух обострился в
миллион раз.
Но как только она заговорила, все остальные звуки смолкли и
наступила тишина.
– Но я же сказала: Габриэль и Луи в безопасности.
Неужели ты думаешь, что я смогу причинить зло тем, кого ты любишь? Смотри мне в
глаза и слушай. Я пощадила намного большее их число, чем требуется. Это я
сделала не только для тебя, но и для себя – чтобы видеть свое отражение в
бессмертных глазах, слышать, как ко мне обращаются мои дети. Но я выбрала тех,
кого любишь ты, тех, с кем ты хотел бы встретиться вновь. Я не могла лишить
тебя такого утешения. Но теперь ты со мной и должен увидеть и познать все, что
тебе открывается. Твое мужество должно сравняться с моим.
Я не мог выдержать видения, которые она мне посылала:
последние секунды этой ужасной маленькой Беби Дженкс и вереница образов, в
последний миг мелькнувших в ее умирающем мозгу… Они походили на сон доведенного
до отчаяния существа. Невыносимо! А Лоран, мой старый спутник Лоран, иссушаемый
пламенем на тротуаре; а на другом конце света – Феликс, с кем я также был
знаком по Театру вампиров, – пламя протащило его по переулкам Неаполя и
швырнуло в море. А другие… Неисчислимое множество других по всему миру – я
оплакивал их, оплакивал их всех. Бессмысленные страдания.
– Разве это жизнь? – говорил я о Беби Дженкс и
плакал.
– Вот почему я показала тебе всю картину целиком, –
ответила она. – Вот почему все кончено. Нет больше Детей Тьмы. Отныне у
нас будут только ангелы.
– Но остальные? – спросил я. – Что стало с
Арманом? И вновь послышались голоса, тихое бормотание, грозившее превратиться в
оглушительный грохот.
– Иди ко мне, мой принц, – прошептала она. И снова
тишина. Она протянула руки и взяла в ладони мое лицо. Ее черные глаза
расширились, белое лицо почти смягчилось. – Если тебе это нужно, я покажу
тебе тех, кто остался в живых, чьи имена войдут в легенду наравне с нашими.
– В легенду?
Она чуть-чуть повернула голову, а когда закрыла глаза,
произошло чудо – она словно лишилась всех видимых признаков жизни,
превратившись в мертвое и совершенное создание с изящно загнутыми вверх тонкими
черными ресницами. На горле под кожей отчетливо выделялась бледно-голубая
артерия, как будто она хотела, чтобы я ее увидел. Жажда моя стала поистине
невыносимой. Богиня! Моя богиня! Я грубо схватил ее с силой, которая причинила
бы боль смертной женщине. Ее ледяная кожа казалась абсолютно непроницаемой, но
я вонзил в нее зубы, и горячий фонтан снова хлынул мне в рот.
Послышавшиеся было голоса мгновенно стихли, как только я
приказал им убраться. И не осталось ничего – только тихое журчание крови и ее
сердце рядом с моим.
