Или бродишь по сумеречному царству с бледными призраками и
думаешь, что жива – а на самом деле умерла. О Господи, я должна знать, когда
умру! Должна знать, когда это начнется!»
Слабое ощущение на губах… Что-то влажное, теплое… Что-то
раскрывает ей губы. Но здесь же никого нет. Все в холле, и комната пуста. Если
бы здесь кто-то был, она непременно бы это почувствовала. И все же… она ощущает
вкус теплой жидкости, наполняющей рот.
«Что это? Что вы мне даете? Я не хочу умирать!»
«Спи, любовь моя».
«Не хочу. Я хочу почувствовать, как умираю. Хочу знать!»
Но жидкости во рту скопилось уже слишком много, и ей
пришлось ее проглотить. Мышцы горла функционировали. Какой восхитительный
соленый вкус. Она узнает этот вкус! Узнает приятное покалывание. Она сделала
большой глоток и почувствовала, как оживает кожа лица, как колышется воздух, а
по комнате проносится легкий ветерок. Приятное тепло растеклось по
позвоночнику, по рукам и ногам, точно так же, как прежде распространялась боль.
Джесс вновь обретала свое тело.
«Спи, любимая».
Покалывало в затылке, в корнях волос.
Ее колени разбиты, но ноги целы, а значит, она вновь сможет
ходить. Пальцы, сжимающие простыню, тоже заново обрели чувствительность. Она
хотела поднять руку, но было еще слишком рано – рано шевелиться.
К тому же ее подняли и понесли.
Ей лучше пока поспать. Потому что если это смерть… ну, тогда
все в порядке. До нее доносились едва слышные голоса – кто-то спорил, кому-то
угрожал, – но сейчас это не имеет значения. Кажется, ее зовет Дэвид. Но
что он от нее хочет? Чтобы она умерла? Врач грозится вызвать полицию. Но
полиция уже ничего не сможет сделать. Все происходящее кажется ей едва ли не
забавным.
Они продолжают спускаться по лестнице. Приятный прохладный воздух…
Уличный шум стал громче, по мостовой с грохотом проехал
автобус. Раньше она терпеть не могла эти звуки, но теперь они доставляли ей не
меньшее удовольствие, чем ветерок и чистый воздух. Ее покачивало – нежно, как в
колыбели. Машина дернулась, трогаясь с места, а потом легко и плавно набрала
скорость. Рядом была Мириам, она хотела, чтобы Джесс взглянула на нее, но Джесс
слишком устала.
– Я не хочу уходить, мама.
– Но Джесс, прошу тебя! Еще не поздно. Ты еще можешь
вернуться! – Похоже на голос Дэвида. – Джессика!..
Дэниел
Примерно к середине концерта Дэниел все понял. Белолицые
братья и сестры могут окружать друг друга, даже угрожать друг другу, но никто
ничего не сделает. Закон слишком строг: «Не оставлять никаких доказательств
нашего существования, никаких свидетельств того, что мы собой
представляем, – ни одной жертвы, ни единой клеточки нашей вампирской
ткани».
Уничтожить следует только Лестата, и все должно быть
проделано с величайшей осторожностью. Смертные могут заметить косы только в
самом крайнем случае. План был таков: схватить ублюдка, когда он будет уходить,
и расчленить его тело исключительно в присутствии посвященных. Конечно, если он
не окажет сопротивления – в противном случае его следует умертвить на глазах
поклонников, а тело – полностью уничтожить.
Дэниела обуял безудержный смех. Даже представить себе
невозможно, чтобы Лестат позволил сотворить с собой такое!
Дэниел хохотал прямо в их злобные лица. Весь воздух вокруг
был буквально пропитан гневом, завистью и жадностью, кипевшими в душах этих
порочных, мертвенно-бледных, как орхидеи, существ. Такое впечатление, что, не
будь других причин, они возненавидели бы Лестата за одну только его яркую
красоту.
В результате Дэниел оторвался от Армана. Почему бы и нет?
Никто не причинит ему вред, даже то сияющее каменное
изваяние, которое он заметил в тени, твердое и древнее, как легендарный голем.
Это каменное существо выглядело действительно жутковато, когда смотрело
застывшим взглядом на ту смертную женщину с рыжими волосами, которой сломали
шею, – она так похожа на близнецов из сна. Скорее всего, это дело рук
какого-то смертного придурка. Подумать только – взять вот так и сломать ей шею!
И тот светловолосый, с ног до головы одетый в кожу вампир, оттолкнувший их,
чтобы попасть на место происшествия, – тоже внушающее трепет зрелище:
какие жесткие вены вздулись у него на руках и на шее, когда он склонился над
несчастной! А у Армана было такое странное выражение лица, когда он наблюдал,
как увозят рыжеволосую женщину… Такое впечатление, что он хотел вмешаться. Или
его насторожил этот болтавшийся рядом голем? В конце концов Арман втолкнул
Дэниела обратно в поющую толпу. Но ведь им нечего бояться! Для них это место –
святилище, храм звука и света.
А Лестат – Христос на соборном кресте. Как описать его необъяснимую
безграничную власть? Его лицо выглядело бы жестоким, если бы не выражение
детского восторга и радости. Он пел о своем падении: тыча кулаком в воздух и
обращаясь ко всем существующим в мире силам, он кричал, умолял, рыдал – Лелио,
бульварный актер, против своей воли превращенный в создание ночи!
Его пронзительный тенор, казалось, вырвался из телесной
тюрьмы на свободу, чтобы поведать о поражениях и воскрешениях, о сжигающей его
изнутри жажде, утолить которую не в силах никакая кровь.
– Разве я не тот дьявол, что живет в каждом из
вас? – кричал он, обращаясь при этом не к смешавшимся с толпой монстрам
подлунного мира, а к своим смертным обожателям.
И даже сам Дэниел в знак согласия с ним орал, ревел,
подпрыгивал в воздух, но дело было совсем не в словах, а в первобытной мощи
брошенного Лестатом вызова. Лестат проклинал Небеса от имени всех, кому
когда-либо довелось стать изгоем, от имени всех, кто познал насилие над собой
и, исполненный злобы и одновременно чувства вины, восстал против собственного рода.
В самые радостные моменты Дэниелу представлялось добрым
предзнаменованием, что он обрел бессмертие накануне этой великой мессы. Вампир
Лестат был Богом; или же самым близким к Богу созданием из всех, с какими
приходилось сталкиваться Дэниелу. Гигант на видеоэкране благословлял Дэниела на
все, о чем он только мечтал.
Как же удается устоять против него остальным? Конечно,
яростная горячность намеченной жертвы делает ее еще более привлекательной.
Смысл всех стихов Лестата очень прост и сводится к одному: Лестат получил дар,
обещанный им всем; Лестата убить нельзя. Он сумел вынести все страдания, на
которые его обрекли, и возродился еще более сильным. Присоединиться к нему
означает жить вечно.
«Вот мое Тело. Вот моя Кровь».
Но вампирские братья и сестры кипели ненавистью. С особенной
остротой Дэниел почувствовал это ближе к финалу концерта: дух ненависти ощутимо
витал в воздухе, а звуки гитар не в силах были заглушить яростное шипение:
