Но он любил их, потому что они не были ни экзорцистами, ни
священниками, объявившими «охоту на ведьм», ни колдунами, стремящимися
использовать его способности в своих целях. Однажды ему даже пришло в голову,
что, когда придет время надолго забыться сном, он сделает своим убежищем подземелья
их заплесневелой Обители. Ведь при всем своем назойливом любопытстве они
никогда его не предадут.
И вот подумать только, орден выжил – да его цепкости и
упорству может позавидовать даже Римская церковь! – и эта хорошенькая
смертная женщина с сияющим браслетом на руке, возлюбленная Маарет и Маэла,
принадлежит к их необычной породе. Неудивительно, что она пробилась в первый
ряд, словно к подножию алтаря.
Пробравшись сквозь текущую непрерывным потоком толпу, Хайман
приблизился к Маэлу и остановился в нескольких футах от него. Он сделал это из
уважения к опасениям Маэла и к стыду, который тот испытывал из-за собственного
страха. И тогда Маэл подошел и встал рядом с Хайманом.
Неугомонная толпа двигалась мимо, не обращая на них никакого
внимания. Маэл встал плечом к плечу с Хайманом, что послужило своего рода
приветствием и выражением доверия. Он оглядел зал, где уже не осталось ни
одного свободного места, а главная площадка превратилась в мозаику ярких
красок, блестящих волос и поднятых вверх кулачков. Словно не в силах
сдержаться, он протянул руку и дотронулся до Хаймана. Кончиками пальцев он
коснулся тыльной стороны левой ладони Хаймана. Хайман стоял неподвижно, давая
понять, что не возражает против этого маленького исследования.
Сколько раз Хайман видел, как бессмертные обмениваются этим
жестом – более молодой как бы изучает жесткость и ткань руки более старого.
Разве какой-то христианский святой не потрогал рукой раны Христа, так как ему
недостаточно было просто их увидеть? Но тут ему на ум пришло более земное
сравнение, заставившее его даже улыбнуться: как будто две злые собаки перед
дракой предварительно изучают друг друга.
Далеко внизу Арман с бесстрастным видом рассматривал их
обоих. Конечно, он заметил вспыхнувшее вдруг во взгляде Маэла презрение, но не подал
виду.
Хайман повернулся, обнял Маэла и улыбнулся ему. Но тот
только испугался, и Хайман испытал жестокое разочарование. Охваченный смущением
и болью, он вежливо отступил и посмотрел вниз, на Армана. Прекрасный Арман, он
встретил его взгляд с полнейшим равнодушием. Но теперь пора сказать то, ради
чего он пришел.
– Друг мой, ты должен упрочить свой щит, – мягко
объяснил он. – Нельзя допустить, чтобы любовь к этой девушке
способствовала твоему разоблачению. Царица не причинит этой девушке зла, но
только если ты сумеешь скрыть все свои мысли о ее происхождении и о ее
защитнице. Это имя проклято царицей. Так было всегда.
– А где царица? – спросил Маэл, и его страх
усилился, но одновременно с новой силой вспыхнул и гнев, способный избавить от
любых опасений.
– Очень близко.
– Да, но где?
– Не знаю. Она сожгла их таверну. Она поодиночке
выслеживает тех немногих, что не попали в зал. Она не спешит. Обо всем этом я
узнал, проникнув в мысли ее жертв.
Хайман заметил, как содрогнулся его собеседник. Он обратил
внимание на едва уловимые признаки возрастающего гнева. Это к лучшему. Пламенем
гнева будет поглощен страх. Но сколь же воинственно это создание! Его рассудок
не искушен в поиске компромиссов и изощренных путей решения проблем.
– А почему ты предостерегаешь меня, – недоверчиво
спросил Маэл, – если она может слышать каждое наше слово, произнесенное
вслух?
– Не думаю, что она на это способна, – спокойно
ответил Хайман. – Видишь ли, друг мой, я принадлежу к Первому Поколению.
Среди тех, кто пьет кровь, лишь дальние родственники способны слышать друг
друга, как мы слышим смертных. Я не смог бы прочесть ее мысли, даже если бы она
стояла сейчас рядом со мной, и можешь быть уверен, что мой разум закрыт для нее
точно так же. Так было всегда и у всех нам подобных.
Светловолосоый гигант был явно заинтригован. Значит, Маарет
не может слышать Мать! Она не говорила ему об этом.
– Нет, не может, – подтвердил Хайман, – и
Мать сможет узнать что-либо о ней, только читая твои мысли, так что постарайся
защитить свой разум. Разговаривай со мной человеческим голосом, ибо в этом
городе одновременно звучит великое их множество.
Какое-то время Маэл мрачно размышлял над услышанным,
пристально глядя на Хаймана из-под сдвинутых бровей. Глаза его горели таким
свирепым огнем, что казалось, он готов немедленно нанести удар.
– И это поможет нам победить ее?
– Помни, – сказал Хайман, бросая при этом взгляд в
сторону Армана, – иногда избыток чего-либо только вредит делу. Та, кто
слышит множество голосов, может не услышать один конкретный голос. И та, кто
внимательно прислушается к одному голосу, должна заглушить все остальные. Ты
достаточно стар, чтобы знать об этом.
Маэл в ответ промолчал. Однако он, без сомнения, понял, что
имел в виду Хайман. Дар телепатии и для него был вечным проклятием, и не важно,
осаждали ли его голоса людей или тех, кто пьет кровь.
Хайман слегка кивнул. Дар телепатии. Какое красивое название
для того безумия, что снизошло на него целую вечность тому назад, после долгих
лет, проведенных под слоем пыли в недрах всеми забытой египетской гробницы, где
он прислушивался к вселенскому плачу, ничего не зная ни о том, кем он был, ни о
том, чем стал.
– Все правильно, друг мой, – сказал он. – Две
тысячи лет ты успешно боролся с голосами, в то время как наша царица вполне
могла в них утонуть. Кажется, Вампиру Лестату удалось прорваться сквозь этот
гул и привлечь внимание царицы. Но нельзя переоценивать ее возможности, ибо она
слишком много времени провела в неподвижности.
Высказанные Хайманом мысли несколько поразили Маэла, но он
не мог не признать, что в них присутствует своя логика. Стоящий внизу Арман
внимательно слушал.
– Независимо от того, сознает это царица или нет, она
отнюдь не всесильна, – продолжал Хайман. – Ей всегда хотелось
дотянуться до звезд, но в последний момент она в ужасе отдергивала руку.
– Что ты имеешь в виду? – Маэл придвинулся еще
ближе и от волнения заговорил шепотом: – Какая она на самом деле?
– Она была полна мечтаний и высоких идеалов. Она была
похожа на Лестата. – Хайман пожал плечами. – На того блондина внизу,
который хочет быть хорошим, сеять добро и собрать вокруг себя безумствующих
почитателей.
Маэл холодно, цинично улыбнулся.
– Но, во имя дьявола, что она собирается делать? –
спросил он. – Ладно, допустим, он разбудил ее своими гнусными песнями, но
нас-то ей зачем уничтожать?
