Горячие грязные ручки вокруг шеи Дэниела; тошнотворный запах
гашиша в волосах; танец, прижатые к нему бедра… и его клыки, впивающиеся в ее
плоть. «Ты любишь меня, сам знаешь, что любишь», – сказала она. И он с
чистой совестью ответил: «Да». Неужели всегда будет так хорошо? Он сжал ладонью
ее подбородок снизу, запрокинул ей голову, и смерть с удвоенной силой полилась
ему в горло, проникла в желудок, по всему телу – от чресел до мозга –
расползался жар.
Он выпустил ее из рук. Слишком много, и все равно
недостаточно. На секунду он вцепился в стену – ему показалось, что она тоже из
плоти и крови, а все, что состоит из плоти и крови, могло принадлежать ему.
Осознав, что больше не голоден, он испытал настоящее потрясение. Он полностью
насытился, и впереди его ждет сотканная из чистого света ночь. Вторая малышка
тоже мертва – как спящий ребенок, свернулась на сером полу. А в темноте
светится лицо наблюдающего за ним Армана.
Гораздо сложнее оказалось избавиться от тел. Прошлой ночью,
пока он плакал, все свершилось без его участия. Новичкам везет. На этот раз
Арман сказал: «Не оставлять следов означает не оставлять никаких следов». И они
вместе спустились в подвал, чтобы похоронить их под полом старой котельной, а
потом аккуратно уложили плиты на место. Даже при их силе это была нелегкая
работа. Так противно было дотрагиваться до трупа. «Кем же они были?» – этот
вопрос мелькнул у него в голове лишь на секунду. Два падших существа в яме. И
никогда уже не будет «сейчас», не будет дальнейшей судьбы. А бродяжка прошлой
ночью? Ищет ли ее хоть кто-нибудь? Он вдруг заплакал. Услышав собственный плач,
он поднял руку и коснулся катившихся из глаз слезинок.
– А ты как думал? – резко спросил Арман, заставляя
его помогать укладывать плиты. – Это тебе не дешевый роман ужасов. Не
научишься скрывать следы убийства – останешься голодным.
Здание кишмя кишело отпрысками смертных, которые даже не
заметили, как они украли ту одежду, что сейчас была на них – молодежные
шмотки, – и через сломанную дверь вышли в переулок. «Вы мне больше не
братья и сестры!» В лесах всегда было полно нежных существ с оленьими глазами,
по чьим сердцам плакали стрелы, пули и копья. Он наконец-то осознал свою
истинную сущность: он всегда был охотником.
– Ну как, со мной теперь все в порядке? – спросил
он Армана. – Ты доволен?
Хейт-стрит, семь тридцать пять. Машины стоят бампер к
бамперу, на углу истошно вопят наркоманы. Почему бы им не пойти прямо на
концерт? Уже пускают. Он просто сгорал от нетерпения.
Но Арман объяснил, что неподалеку, за квартал от парка,
находится дом общины, большой полуразрушенный особняк, и кое-кто по-прежнему
остается там и замышляет уничтожить Лестата. Арман хотел хоть на минуту подойти
поближе и понять, что все-таки происходит.
– Ты кого-то ищешь? – спросил Дэниел. –
Ответь, ты мной доволен или нет?
Он так и не смог уловить, какое именно выражение мелькнуло
на лице Армана – не то удовольствие, не то похоть. Арман увлекал его все дальше
и дальше по грязному тротуару, мимо баров, кафе, магазинов, заваленных вонючей
старой одеждой, клубов по интересам с золотыми надписями на жирных стеклах, за
которыми фанаты позолоченными деревянными мечами разгоняли клубы дыма, а в
жарком полумраке медленной смертью умирали в горшках папоротники. Мимо первой
стайки маленьких детей – «Игрушка или угощение!» – в сверкающих блестками
костюмах из тафты.
Арман остановился и мгновенно оказался в окружении
крошечных, обращенных вверх личиков, полускрытых купленными в магазине
масками, – пластиковых призраков, вампиров, ведьм, при виде которых его
карие глаза засветились теплом, и он обеими руками насыпал в их мешочки от
конфет серебряные доллары, а потом потянул Дэниела дальше.
– Меня вполне устраивает то, каким ты получился, –
ответил он шепотом и неожиданно улыбнулся. – Ты мой первенец… – И
словно что-то вдруг сдавило ему горло, он стал оглядываться по сторонам, как
будто загнанный в угол. Тон его вновь стал деловым: – Потерпи. Помни, что я
опасаюсь за нас обоих.
«О, вдвоем мы достигнем даже звезд! Ничто нас не остановит.
Все призраки, бегающие по этим улицам, смертны!»
И тут взорвался дом общины.
Сначала он услышал взрыв, а уже потом увидел, как в воздух
стремительно поднялся столб пламени и дыма, сопровождаемый громкими,
пронзительными воплями, которые прежде он никогда бы не смог различить, –
крики сверхъестественных существ подобны звукам, издаваемым скручивающейся в
костре фольгой. Со всех сторон сбегались растрепанные смертные, чтобы
посмотреть на пожар.
Арман впихнул Дэниела в душный маленький винный магазинчик.
И они оказались в объятиях до боли раздражающего яркого света, запаха пота и
табака… Смертные, не обращая внимания на полыхающий рядом пожар, разглядывали
большие глянцевые журналы с обнаженными красотками… Арман протолкнул Дэниела в
самый конец крошечного коридора. Там пожилая женщина покупала маленький пакетик
молока и две банки кошачьей еды из холодильника… Отсюда не выбраться.
Но как можно спрятаться от этого проносящегося мимо
существа, от оглушительного звука, даже не слышного смертным? Он закрыл
ладонями уши – бесполезно, да и глупо. Там, в переулках, – смерть. Другие
ему подобные мчатся по захламленным задним дворам, но вспыхивают прямо на бегу.
Он видел эти мгновенные всполохи шипящего пламени. И вдруг – ничего. Звенящая
тишина. Лязг колоколов и визг шин смертного мира.
И все-таки происходящее захватило его настолько, что он даже
не успел испугаться. Каждая секунда казалась вечностью, изморозь на дверце
холодильника – воплощением красоты. Глаза пожилой женщины с молоком в руках
походили на два кобальтово-синих камешка!
На полускрытом темными очками лице Армана нельзя было
прочесть ничего, руки он засунул в карманы. Звякнул колокольчик на двери –
вошел молодой человек, купил бутылку немецкого пива и вышел.
– Все закончилось?
– Только пока, – ответил Арман.
Лишь когда они сели в такси, он добавил:
– Оно знало, где мы; оно нас услышало.
– Тогда почему оно не…
– Не знаю. Я знаю только, что оно знало, что мы там.
Знало еще до того, как мы нашли убежище.
И вот теперь он наслаждался толкотней в фойе, а толпа несла
их все ближе и ближе к дверям в зрительный зал. Он не мог и руки поднять –
такая была давка, и тем не менее молодежь умудрялась проталкиваться мимо него,
расчищая себе дорогу локтями, и их толчки доставляли ему удовольствие.
Расклеенные по стенам плакаты с изображением Лестата в полный рост вновь
вызвали у него смех.
