Джесс молча следовала за Дэвидом по закрытым хранилищам. Она
видела книги, череп на полке, что-то вроде сброшенной в кучу одежды на полу,
мебель, написанные маслом картины, сундуки и сейфы, пыль.
– Все эти вещи, – сказал Дэвид с пренебрежительным
жестом, – так или иначе связаны с нашими бессмертными друзьями, пьющими
кровь. Как выясняется, материальное им отнюдь не чуждо. После них остается
масса ненужных вещей. Иногда, если им надоедает конкретное место или имя, они
бросают буквально все: мебель, одежду и даже гробы – кстати, попадаются среди
них очень красивые и необычные. Но я должен показать вам совершенно определенные
вещи. Уверен, они покажутся вам достаточно убедительными.
Убедительными? Неужели в этой работе может быть что-то
убедительное? Поистине день сюрпризов!
Дэвид провел ее в последнее помещение – очень большую
комнату, обитую жестяными листами. Мгновенно вспыхнувшие под потолком лампы
залили ее ярким светом.
У дальней стены Джесс увидела огромную картину. Она сразу же
определила ее принадлежность к эпохе Ренессанса – скорее всего, венецианская
школа. Написанная яичной темперой на дереве, картина буквально излучала сияние
– синтетические краски никогда не дают такого блеска. В правом нижнем углу она
прочла мелко написанные латинскими буквами название и имя художника: «Искушение
Амадео» работы Мариуса.
Она отступила на шаг, чтобы лучше видеть картину.
Восхитительный хор чернокрылых ангелов вился над одинокой
фигурой стоящего на коленях мальчика с каштановыми волосами. За ними сквозь
несколько арок просвечивало великолепно выписанное кобальтово-синее небо, по
которому неслись золотистые облака. Мраморный пол под фигурами поражал почти
фотографическим совершенством. Джесс ощущала исходящий от него холод, отчетливо
видела прожилки в камне.
Но истинным украшением картины были фигуры. Лица ангелов
были нарисованы с удивительным мастерством, светлые одеяния и черные перья на
крыльях поражали едва ли не чрезмерной детальностью изображения. А мальчик…
Мальчик был просто как живой! Взгляд блестящих темно-карих глаз был устремлен
прямо на зрителя, кожа казалась влажной. Создавалось впечатление, что мальчик
вот-вот пошевелится или заговорит.
На самом деле для Ренессанса эта картина выглядела слишком
реалистичной. Фигуры не были идеальными, каждая из них обладала собственной
индивидуальностью. Лица ангелов выражали легкое удивление, почти горечь. А
структура ткани туники и леггинсов мальчика была передана чересчур точно. Видна
была каждая складка, даже крошечный разрыв, пыль на рукаве. Присутствовали и
другие детали: разлетевшиеся по полу сухие листья, непонятно зачем лежащие в
стороне две кисти.
– Кто такой Мариус? – прошептала она. Имя ей ни о
чем не говорило. И ни одна итальянская картина не вызывала в ее душе такую
тревогу. Чернокрылые ангелы…
Не ответив на вопрос, Дэвид указал на мальчика:
– Я хочу, чтобы вы обратили внимание на этого юношу. Он
не главный объект расследования, но очень важное связующее звено.
Объект? Связующее звено?.. Она была слишком поглощена
картиной.
– Взгляните на кости в углу – покрытые слоем пыли
человеческие кости, – как будто кто-то просто смел их в сторону. Но что
все это значит?
– Да, – пробормотал Дэвид. – Когда встречаешь
слово «искушение», то, как правило, видишь перед собой святого в окружении
дьяволов.
– Вот именно, – ответила она. – И какое
мастерство! – Чем дольше она смотрела на картину, тем неспокойнее
становилось у нее на душе. – Откуда она у вас?
– Орден приобрел ее несколько веков назад, –
ответил Дэвид. – Наш эмиссар в Венеции нашел ее среди развалин сгоревшей
виллы на Большом канале. Кстати, существует теснейшая связь между вампирами и
огнем. Это оружие, которое они могут эффективно использовать друг против друга.
Всегда пожары, пожары… Если помните, несколько пожаров было и в «Интервью с
вампиром». Луи поджег особняк в Новом Орлеане, когда пытался уничтожить своего
создателя и наставника Лестата. А потом, после смерти Клодии, Луи сжег Театр
вампиров в Париже.
Смерть Клодии… По телу Джесс пробежала дрожь, и ей стало не
по себе.
– Однако взгляните повнимательнее на этого
мальчика, – сказал Дэвид. – Мы сейчас говорим о нем.
Амадео. Это означает «Тот, кто любит Бога». Красивый
мальчик. Лет шестнадцати-семнадцати, со странным умоляющим выражением на
открытом, правильной формы лице…
Дэвид вложил что-то Джесс в руку. Она неохотно отвела взгляд
от картины. И увидела перед собой ферротип – фотографическое изображение конца
восемнадцатого века.
– Но ведь это тот же самый мальчик! – прошептала
она через секунду.
– Да. Своего рода эксперимент. Снято, скорее всего,
сразу же после заката солнца и при очень слабом освещении, которого могло
оказаться недостаточно для другого объекта. Обратите внимание, что, кроме лица,
практически ничего не видно.
Действительно. Но ей удалось разглядеть, что волосы его
уложены в соответствии с модой того времени.
– Можете и на это взглянуть, – сказал Дэвид, на
сей раз протягивая ей старый журнал – издание девятнадцатого века с узкими
колонками крошечных, отпечатанных типографским способом иллюстраций. На одной
из беглых зарисовок она вновь увидела того же мальчика, выходящего из
ландо, – он улыбался.
– Это статья о нем и о его Театре вампиров. А вот
английский журнал, вышедший в 1789 году, то есть, полагаю, лет на восемьдесят
раньше. Однако здесь вы также найдете очень подробное описание театра и того же
самого молодого человека.
– Театр вампиров… – Она еще раз присмотрелась к
мальчику с каштановыми волосами, стоявшему на коленях. – Но ведь это же
Арман, персонаж из книги!
– Совершенно верно. Судя по всему, это имя ему
нравится. Возможно, что в Италии его звали Амадео, но к восемнадцатому веку он
стал Арманом и тех пор пользуется этим именем.
– Прошу вас, давайте по порядку, – сказала
Джесс. – Вы утверждаете, что имеются документальные доказательства
существования Театра вампиров? Представленные нашими людьми?
– Детальные сведения. Это огромное дело. Театр описан
во множестве мемуаров. Мы владеем и документами, удостоверяющими право
собственности. И здесь обнаружилось еще одно связующее звено между нашими
делами и романом «Интервью с вампиром». Имя владельца театра – Лестат де
Лионкур. Он приобрел его в 1789 году. Этот участок земли в Париже и по сей день
принадлежит человеку, носящему то же имя.
– Сведения проверены?
