Такая стратегия в общении с духами казалась ей единственно
возможной, однако она боялась, что может лишить их последнего, что у них
осталось. Что, если смерть – это конец и появление призраков свидетельствует
только о том, что настойчиво цепляющиеся за жизнь души не желают с этим
смириться? Слишком ужасно воспринимать мир духов как своего рода тусклую вечернюю
зарю, предшествующую абсолютной тьме.
Так или иначе, Джесс избавила от привидений множество домов.
И то облегчение, которое она приносила живым, служило ей постоянным утешением.
У нее возникло глубочайшее убеждение в необыкновенности ее жизни. Все было так
волнующе! Она не променяла бы ее ни на что в мире.
Ну, скажем, почти ни на что. Возможно, появись на пороге
Маарет с просьбой вернуться в Соному и всерьез заняться историей Великого
Семейства, она тут же бросила бы все и помчалась туда. Хотя, может быть, и нет.
Однако одно событие, связанное с архивами Таламаски, внесло
смятение в душу Джесс – и это имело отношение к Великому Семейству.
Расшифровывая и переписывая документы, касавшиеся ведьм,
Джесс в конце концов выяснила, что Таламаска на протяжении веков следила за
конкретными «семьями ведьм», на судьбы которых, судя по всему, оказало влияние
вполне определенное вмешательство сверхъестественных сил. Даже теперь Таламаска
вела наблюдение за несколькими такими семьями! Согласно записям, в каждом поколении
такого семейства появлялась «ведьма», способная привлекать сверхъестественные
силы и манипулировать ими ради обеспечения постоянного благосостояния семьи и
достижения успехов во всех жизненных сферах. Эта способность, очевидно,
передавалась по наследству, то есть основывалась на физических признаках, но
достоверных сведений на этот счет не было. Некоторые семьи не имели ни
малейшего представления о собственной истории; они не понимали «ведьм»,
проявлявших свой дар в двадцатом веке. Сотрудники Таламаски регулярно
предпринимали попытки наладить «контакт» с такими людьми, но часто получали
отпор или приходили к выводу, что продолжать работу слишком «опасно». Ведь эти
ведьмы действительно могли их погубить.
Не в силах поверить прочитанному, Джесс была настолько
потрясена, что на несколько недель вообще прекратила работу. Но так и не смогла
выбросить эти описания из головы. Слишком уж все это походило на Маарет и
Великое Семейство.
В конце концов она сделала то единственное, что можно было
сделать, не нарушая при этом преданности по отношению к кому бы то ни было. Она
тщательно пересмотрела все записи, имевшиеся в архивах Таламаски о каждой семье
«ведьм». Она проверяла и перепроверяла. Затем вновь обратилась к старейшим
архивам и внимательно их перечитала.
Ни единого упоминания имени Маарет. Ни единого упоминания о
ком-либо из тех, кто имел хоть малейшее отношение к той или иной известной
Джесс ветви Великого Семейства. Ни единого упоминания о чем-то, вызывающем хоть
малейшее подозрение.
У нее как будто гора с плеч свалилась, но в целом ничего
удивительного в этом не было. Интуиция подсказывала Джесс, что она напала не на
тот след. Маарет не была ведьмой. Во всяком случае, не в обычном смысле этого
слова. Она была больше чем ведьмой.
По правде говоря, Джесс так и не попыталась все для себя
уяснить. Она отказывалась строить догадки по этому поводу, так же как
отказывалась строить любые догадки. Ей не раз приходило в голову, что она
искала и обрела Таламаску именно затем, чтобы загадка ее личной жизни
затерялась в дебрях чужих загадок. Окруженная призраками, полтергейстами и
одержимыми детьми, она все меньше и меньше думала о Маарет и Великом Семействе.
К тому времени, когда Джесс стала полноправным членом
ордена, она прекрасно разбиралась в его обычаях и обрядах, в правилах ведения
записей о расследованиях, знала, как и когда следует помогать полиции в
раскрытии преступлений, как избегать любых контактов с прессой. Тот факт, что
Таламаска не была догматичной организацией, вызывал у нее уважение. Члены
ордена не обязаны были верить во что бы то ни было – от них требовали лишь
честности и аккуратности во всем, что касалось явлений, вверенных их
наблюдению.
Конкретные примеры, их сходство, повторения – вот что больше
всего интересовало Таламаску. Терминология отличалась богатством и
разнообразием, но никаких строгих ограничений в ее использовании не было.
Существовала целая система перекрестных отсылок к документам.
Тем не менее члены Таламаски изучали теоретиков. Джесс
прочла работы всех великих детективов-экстрасенсов, медиумов, психиатров и
психологов. Она изучала все, что имело хоть какое-то отношение к оккультизму.
Она часто вспоминала слова Маарет и убедилась в том, что та
была права: призраки, видения, экстрасенсы, способные читать мысли и с помощью
телекинеза передвигать предметы, – все они представляют интерес только для
тех, кто непосредственно наблюдает за ними. Но для человечества в целом они не
имеют практически никакого значения. Ни сейчас, ни впоследствии не будет
сделано великого оккультного открытия, способного изменить историю
человечества.
Однако Джесс никогда не надоедала ее работа. Постоянное
ощущение возбуждения и даже необходимость всегда сохранять секретность
притягивали ее к себе, словно наркотик. Она попала в самое сердце Таламаски, и,
хотя давно успела привыкнуть к окружающей ее элегантной обстановке – к
антикварному кружеву, кровати с балдахином, чистому серебру, машине с шофером и
прислуге, – сама она стала еще проще и сдержаннее.
К тридцати годам она превратилась в хрупкую женщину со
светлой кожей и вьющимися рыжими волосами, расчесанными на прямой пробор и
свободно падающими на спину, закрывая плечи. Она не пользовалась духами или
косметикой, не носила украшений, за исключением кельтского браслета. Ее любимой
одеждой были кашемировый пиджак и шерстяные брюки – или джинсы, если она была в
Америке. И все же она была весьма привлекательной, и мужчины обращали на нее
гораздо больше внимания, чем ей хотелось. У нее были романы, но всегда
короткие. И редко достаточно серьезные.
Большее значение для нее имела дружба с другими членами
ордена – у нее появилось так много братьев и сестер. И они относились к ней с
той же любовью и заботой, что и она к ним. Ей нравилось ощущение общности с
окружающими. В любой час ночи она могла спуститься в освещенную гостиную, где
читали, беседовали, а иногда и сдержанно спорили все, кому не спалось. Можно
было заглянуть в кухню, где ночной повар всегда с радостью приготовит ранний
завтрак или поздний ужин – в зависимости от вашего желания.
