И Лайтнер доброжелательно ответил на великое множество новых
вопросов, градом обрушенных на него Джесс. В обширности и точности его знаний
сомневаться не приходилось. Он с легкостью рассказывал о преследовании катаров,
о разгроме ордена тамплиеров, о казни Грандье и дюжине других исторических
событий. По правде говоря, Джесс не удалось поставить его в тупик. Напротив, он
упоминал древних «магов» и «колдунов», о которых она даже не слышала.
В тот вечер, когда они приехали в Обитель, расположенную
неподалеку от Лондона, судьба Джесс была предрешена. Только через неделю она
покинула Обитель, да и то лишь затем, чтобы запереть свою квартиру в Челси и
вернуться в Таламаску.
Обитель представляла собой внушительных размеров каменное
сооружение, построенное в шестнадцатом веке и приобретенное Таламаской «всего
лишь» двести лет назад. Несмотря на то что роскошные, отделанные деревом
библиотеки и гостиные, а также лепнина и бордюры датировались восемнадцатым
веком, интерьер столовой и многих спален создавался еще в эпоху королевы
Елизаветы.
Царившая в Обители атмосфера, равно как и ее величественная
меблировка, каменные камины, блестящие дубовые полы сразу же пришлись Джесс по
душе. Понравились ей и спокойные, вежливые, учтивые члены ордена, собиравшиеся
в просторных, ярко освещенных общих комнатах, – они любезно и
доброжелательно приветствовали ее, а затем возвращались к прерванным дискуссиям
или к чтению вечерних газет. Необыкновенное богатство этого дома поражало и
приводило в восхищение. Оно материально подтверждало безоговорочную
обоснованность заявлений Лайтнера. Здесь возникало ощущение комфорта.
Физического комфорта. А обитатели дома были именно теми, за кого себя выдавали.
Наибольшее впечатление на Джесс произвели, однако,
библиотеки – они буквально покорили ее и вызвали в памяти то трагическое лето,
когда перед ней захлопнулись двери другой библиотеки, лишив ее доступа к
древним сокровищам. Здесь хранились бесчисленные тома летописей, содержавших сведения
о судебных процессах по обвинению в колдовстве, о привидениях, о исследованиях
полтергейстов, о случаях одержимости, психокинеза, реинкарнации и тому
подобного. В подвалах здания располагались музеи – помещения, в которых было
выставлено множество таинственных предметов, связанных с паранормальными
явлениями. Были еще и подземелья, куда не допускали никого, кроме старшин
ордена. Как восхитительно жить в ожидании раскрытия тайны, которое может
состояться лишь по истечении определенного срока.
– Здесь всегда столько работы, – небрежным тоном
заметил Лайтнер. – Дело в том, что все эти записи велись на латинском
языке, но теперь мы не можем требовать, чтобы новые члены ордена умели читать и
писать по-латыни. В наше время об этом не может быть и речи. А эти хранилища…
Видите ли, документация по подавляющему большинству вопросов не проверялась на
протяжении четырех веков…
Конечно, Эрону было прекрасно известно, что Джесс владеет не
только латынью, но и греческим, древнеегипетским, а также древнешумерским языками.
Но он не знал, что Джесс обрела замену утраченным сокровищам давно прошедшего
лета. Она обрела новое «Великое Семейство».
В тот же вечер в Челси была послана машина, чтобы привезти
из квартиры Джесс одежду и все необходимые вещи. Ее новое жилище располагалось
в юго-восточном крыле Обители – уютная комнатка с кессонами и камином эпохи
Тюдоров.
Джесс ни разу не захотелось покинуть этот дом, и Эрон это
знал. В пятницу, всего через три дня после ее прибытия, ее приняли в орден в
качестве стажера. Ей предоставили щедрое содержание, личный кабинет,
примыкающий к спальне, персонального водителя в полное распоряжение и удобный
старый автомобиль. При первой же возможности она поспешила отказаться от работы
в Британском музее.
Правила и установки были весьма просты. Ей предстояло
провести два года на стажировке, по мере необходимости путешествуя по миру с
другими членами ордена. Конечно, она может рассказать об ордене своей семье и
друзьям. Но все, что касается объектов исследований, документов и любых
деталей, связанных с деятельностью ордена, должно оставаться строго
конфиденциальным. Ей не следует публиковать какую-либо информацию о Таламаске.
Фактически она не имеет права тем или иным образом содействовать появлению
любых «публичных упоминаний» о Таламаске. Сведения о конкретных заданиях должны
быть достаточно завуалированными, без указания имен, мест и времени.
Ее будущая работа в архивах заключается в переводе и
«адаптации» старых летописей и записей. По меньшей мере один день в неделю
Джесс будет посвящать музейным исследованиям – поискам различных артефактов и
реликвий. Но практическая работа – в частности, изучение всего, что связано с
появлением призраков, – всегда будет приоритетной по отношению к научным
изысканиям.
Прошел целый месяц, прежде чем она отважилась написать
Маарет о своем решении и излить перед ней душу. Она призналась, что любит этих
людей и эту работу. И конечно же, о том, что библиотека напомнила ей о семейном
архиве в Сономе и о временах, когда она была так счастлива. Она надеялась, что
Маарет ее поймет.
Ответ Маарет поразил ее. Оказывается, Маарет знала, что
такое Таламаска, и довольно хорошо знакома с историей ордена. Она без
предисловий заявила, что безгранично восхищается деятельностью ордена в
пятнадцатом—шестнадцатом веках и теми усилиями, которые были им предприняты для
избавления невинных от пламени костра во времена «охоты на ведьм».
«Конечно, они рассказали тебе о “секретной переправе”,
благодаря которой удалось спасти многих жителей деревень и селений, обвиненных
в колдовстве и обреченных на сожжение, – они находили убежище в
Амстердаме, просвещенном городе, где вера в глупую ложь о колдовстве
сохранялась недолго».
Джесс об этом даже представления не имела, но вскоре у нее
появится возможность убедиться в достоверности рассказа. Однако у Маарет было
свое мнение о Таламаске:
«Хочу, чтобы ты поняла: при всем своем восхищении их
состраданием к преследуемым во все эпохи, я не считаю, что их исследования
имеют столь уж важное значение. Я имею в виду, что духи, призраки, вампиры,
оборотни, ведьмы и существа, не поддающиеся описанию, возможно, и существуют, и
Таламаска может потратить еще тысячу лет на их изучение, – но какое
значение все это имеет для судеб человечества?
В далеком прошлом, несомненно, существовали люди, которым являлись
видения и которые беседовали с духами. Вполне вероятно, в качестве ведьм и
шаманов они представляли определенную ценность для своих племен и даже наций.
Однако на основе вполне объяснимых, но способных ввести в заблуждение явлений
были созданы причудливо запутанные религиозные учения. Всему неясному и
непонятному были присвоены мифические имена и названия, и таким образом
возникла благодатная почва для целого ряда суеверий и предрассудков. Разве эти
религиозные учения не принесли больше зла, чем добра?
