Она залпом проглотила историю Ривзов из Южной Каролины, ее
прямых родственников, вполне преуспевающего семейства до Гражданской войны, но
разорившегося впоследствии. При виде их фотографий у нее едва не разорвалось
сердце. Наконец-то! Ведь это ее предки, и она действительно похожа на них;
в их лицах она узнавала собственные черты: такая же светлая кожа, такое же
выражение лица! У двоих были даже такие же, как у нее, длинные, вьющиеся рыжие волосы.
Для Джесс, приемного ребенка, это было особенно важно.
Только к концу своего пребывания в доме, дойдя до свитков,
испещренных древними латинскими и греческими надписями и даже египетскими
иероглифами, Джесс начала осознавать истинное значение семейной летописи. Позже
она так и не смогла точно вспомнить, как именно обнаружила глиняные таблички в
одном из глубоких подвалов. Но беседы с Маарет навсегда сохранились в памяти.
Они часами обсуждали семейные предания.
Джесс умоляла допустить ее к анналам семьи. Ради этой
библиотеки она готова была отказаться от дальнейшей учебы. Она мечтала
расшифровать и привести в порядок древние записи, занести их в компьютер. А
почему бы не опубликовать историю Великого Семейства? Столь длинное родословное
древо, без сомнения, в высшей степени необычно, если вообще не уникально. Даже
родословные коронованных особ Европы ведут свое начало лишь с периода
средневековья.
Маарет с терпением отнеслась к восторженному порыву Джесс,
напомнив ей, что это неблагодарный, требующий больших затрат времени труд. В
конце концов, это всего лишь история жизни одной семьи на протяжении веков;
иногда в документах содержатся только имена или краткие описания бедных
событиями жизней, даты рождения и смерти и сведения о переселениях.
О таких беседах в памяти остались самые лучшие воспоминания:
мягкий, приглушенный свет в библиотеке, восхитительный запах старой кожи и
пергамента, аромат свечей и пылающий в очаге огонь. А возле него – Маарет,
прекрасный манекен с зелеными глазами за слабо затененными стеклами очков.
Работа с этими документами, предостерегает она, может поглотить Джесс целиком и
лишить ее чего-то более важного. Значение имеет само Великое Семейство, а не
его летопись. Гораздо важнее жизнеспособность и энергия каждого поколения,
общение с родными и близкими и любовь к ним. Летопись призвана лишь
способствовать этому.
Ничего и никогда прежде Джесс не хотела так сильно, как
заняться этим делом. Маарет непременно позволит ей остаться! Она проведет в
этой библиотеке много лет и когда-нибудь дойдет до самых истоков Великого
Семейства!
Лишь много позже она увидела во всем этом поразительную
тайну, причем только одну из многих, с которыми ей довелось столкнуться в то
лето. Лишь много позже в памяти Джесс всплыло множество мелочей, которые лишили
ее душевного покоя…
Почему, к примеру, Маарет и Маэл никогда не появлялись до
наступления темноты? Они объясняли ей, что целыми днями спят, – но разве
это объяснение? И тогда возникает другой вопрос: где они спят? В течение дня их
комнаты оставались пустыми, двери стояли распахнутыми настежь, гардеробы
ломились от экзотических и весьма импозантных нарядов. На закате оба вдруг
возникали словно ниоткуда. Обычно Джесс поднимала голову и видела стоящую возле
очага Маарет – потрясающе одетую, с безупречно наложенным макияжем и
сверкающими в неровном свете огня драгоценностями. У стены молча стоял Маэл в
неизменной мягкой коричневой куртке из оленьей кожи и в лосинах.
Но когда Джесс интересовалась причинами столь странного
распорядка жизни, Маарет давала чрезвычайно убедительные объяснения: у них
очень светлая кожа, они терпеть не могут солнечный свет и к тому же вечно
засиживаются допоздна. Да, действительно. Подумать только, в четыре утра они
все еще спорили о политике или истории, причем судили обо всем с необыкновенно
странной и удивительной точки зрения, употребляя в разговоре древние названия
городов. А иногда они вдруг начинали очень быстро разговаривать на каком-то
неизвестном языке, принадлежность которого Джесс определить не могла, не говоря
о том, чтобы понимать, о чем идет речь. Благодаря своим экстрасенсорным
способностям она иногда улавливала суть беседы, но незнакомые звуки сбивали ее
с толку.
Было также совершенно очевидно, что какие-то обстоятельства,
связанные с Маэлом, причиняли Маарет боль. Быть может, он ее любовник? Нет,
едва ли.
А еще Маарет и Маэл часто разговаривали друг с другом так,
словно могли читать мысли. Вдруг ни с того ни с сего Маэл мог сказать: «Но я же
просил тебя не беспокоиться», – хотя Маарет не произнесла вслух ни слова.
Иногда они точно так же обращались и к Джесс. Она совершенно уверена, что
однажды Маарет позвала ее и пригласила в большую столовую, при этом Джесс могла
бы поклясться, что голос прозвучал только в ее голове.
Да, конечно, Джесс была экстрасенсом. Но неужели Маэл и
Маарет тоже сильные экстрасенсы?
Следующей странностью можно считать обеды – появление на
столе любимых блюд Джесс. Не было никакой необходимости объяснять слугам, что
ей нравится, а что – нет.
Они и без того знали! Каждый вечер в меню были именно те
блюда, которые она любила больше всего: улитки, печеные устрицы, мясо-гриль,
говядина по-веллингтонски… А вино! Таких восхитительных марочных вин ей до тех
пор никогда не доводилось пробовать. Но Маарет и Маэл практически ничего не ели
– или ей только так казалось? Бывало и так, что они за ужином даже не снимали
перчатки.
А как относиться к странным гостям, бывавшим в доме? Таким,
как Сантино, черноволосый итальянец, который как-то ночью пришел пешком в
сопровождении весьма юного спутника по имени Эрик. Сантино уставился на Джесс
как на экзотическое животное, потом поцеловал ей руку и подарил роскошное
кольцо с изумрудом – через несколько дней оно необъяснимым образом исчезло. Два
часа Сантино о чем-то спорил с Маарет на все том же неизвестном языке и в конце
концов ушел вне себя от ярости вместе с взволнованным Эриком.
Происходили в доме и весьма странные ночные приемы. Разве не
просыпалась Джесс дважды часа в три или четыре утра, когда в доме было полно
гостей? Во всех комнатах смеялись и разговаривали люди. И всех их отличало
нечто общее: очень белая кожа и удивительные глаза, совсем такие же, как у
Маэла и Маарет. Но Джесс была такой сонной, что даже не помнила, как
возвращалась в кровать. Осталось только воспоминание о том, что в какой-то
момент она оказалась в окружении очень красивых молодых людей и они подали ей
бокал вина… А в следующий момент наступило утро. Она лежала в своей кровати. В
окно светило солнце. Дом был пуст.
В совсем не подходящее для этого время Джесс также слышала
шум вертолетов и рокот небольших самолетов. Но никто об этом ни словом не
обмолвился.
