Несмотря на усталость после ночи, проведенной за рулем
машины, она много часов бродила по знакомым местам, словно исследуя их заново.
Ей необходимо было пройтись по длинным полутемным галереям, по подавляющим
своей величиной комнатам. Дом с его громадными балками, поддерживающими потолки
из нестроганых досок, и тянущимися вверх от круглых каменных очагов
заржавевшими, покрытыми сажей трубами более чем когда-либо походил на
неотделанный дворец.
Даже мебель здесь была массивной – каменные столы, кресла и
диваны из неполированного дерева с грудами мягких подушек, книжные полки и ниши
в некрашеных кирпичных стенах.
Этот дом отличался каким-то грубоватым средневековым
величием. На фоне окон, напоминающих бойницы, и каменных полов вполне органично
выглядели образчики искусства племени майя, чаши этрусков и хеттские статуэтки.
Дом стоял словно крепость и дарил ощущение безопасности.
Лишь творения Маарет сверкали яркими цветами, как будто
заимствовали их у деревьев и неба. Память ни в малейшей степени не преувеличила
их красоту. Повсюду лежали толстые, мягкие вязаные шерстяные коврики с
разнообразными узорами из полевых цветов и травы, и создавалось впечатление,
что под ногами у вас вовсе не коврики, а сама земля. Бесчисленное множество
стеганых подушек украшали нашитые на них любопытные фигурки и странные символы.
И наконец, стены были сплошь покрыты гигантскими матерчатыми коврами – своего
рода современными гобеленами, на которых по-детски безыскусно были запечатлены
поля и ручьи, леса и горы; солнце и луна, соседствующие друг с другом в небе,
восхитительной прелести облака и даже падающие струи дождя. Мириады мельчайших
лоскутков ткани, нашитые с поразительной аккуратностью, чтобы во всех
подробностях воссоздать детали падающей каскадом воды или плавно опускающегося
на землю листа, обладали жизненной силой примитивной живописи.
Увидев все это вновь, Джесс чуть не умерла от восторга.
К полудню, голодная, с кружащейся после бессонной ночи
головой, она наконец осмелилась поднять засов двери, которая вела в тайные
помещения без окон, расположенные внутри самой горы. Затаив дыхание, она пошла
по каменному коридору. Когда она обнаружила, что библиотека не заперта, и
зажгла лампу, сердце у нее бешено застучало.
Господи, пятнадцать лет назад она провела здесь самое
счастливое время своей жизни. Все ее удивительные приключения, погоня за
призраками по заданию Таламаски – ничто в сравнении с теми волшебными,
незабываемыми днями.
Вместе с Маарет они сидели здесь, в библиотеке, у пылающего
огня. Ее приводили в восторг бесчисленные тома удивительной и восхитительной
семейной истории. Родословное древо «Великого Семейства», как неизменно
называла его Маарет, – «нить, которая ведет нас по лабиринту, именуемому
жизнью». С какой любовью она доставала для Джесс эти книги, отпирала шкатулки,
заполненные древними пергаментными свитками.
В то лето Джесс не смогла до конца постичь все значение
того, что ей посчастливилось увидеть. Постепенно она запуталась и утратила
ощущение реальности происходящего, словно папирусы, усеянные неведомыми ей
письменами, возникли из мира грез. К тому времени Джесс была уже опытным
археологом, работала на раскопках в Египте и Иерихоне. И тем не менее она не
могла расшифровать эти таинственные иероглифы. Господи, сколько же им лет?
Много лет она пыталась вспомнить и другие документы, которые
тогда видела. Наверное, однажды утром она зашла в библиотеку и обнаружила, что
дверь в заднюю комнату открыта.
Мимо нескольких неосвещенных комнат она прошла по длинному
коридору и наконец нащупала выключатель. Она увидела огромную кладовую: великое
множество глиняных табличек, покрытых крохотными рисунками! Стоит ли
сомневаться, что она подержала их в руках.
Но произошло и нечто еще, нечто такое, о чем ей никогда не
хотелось вспоминать. Кажется, там был другой проход? Она была уверена в том,
что где-то существовала винтовая железная лестница, уходившая в глубину, и что
по ней она спустилась в комнаты нижнего яруса с гладкими земляными стенами. В
старинные фарфоровые патроны были ввинчены маленькие лампочки. Дернув за
цепочки, она зажгла их.
Конечно, именно так она и сделала. И конечно, она открывала
тяжелую дверь из красного дерева…
В последующие годы воспоминания возвращались к ней лишь
краткими вспышками: просторная комната с низким потолком, дубовые стулья, стол
и скамьи, сделанные вроде бы из камня. И что-то еще, на первый взгляд
показавшееся удивительно знакомым. А потом…
Позже, вечером, она уже не могла вспомнить ничего, кроме
лестницы. Она внезапно проснулась и увидела в ногах своей кровати Маарет.
Оказалось, что уже десять часов. Маарет подошла и поцеловала ее. От ее
приятного, теплого поцелуя по телу Джесс пробежала слабая дрожь. Маарет
сказала, что на закате они нашли ее внизу, у речки, где она заснула на поляне.
Они перенесли ее в дом.
Внизу, у речки? В течение нескольких месяцев она
действительно «помнила», как заснула. И «воспоминание» о лесной тишине и покое,
о том, как пела вода среди камней, было достаточно ярким. Но сейчас она была
уверена, что в действительности ничего подобного не было.
Однако в этот день, пятнадцать лет спустя, она не нашла
ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть ее смутные воспоминания. От
нее заперли все комнаты. Даже аккуратно переплетенные тома семейной истории
лежали в закрытых стеклянных футлярах, которые она не посмела вскрыть.
Но никогда еще она не была так твердо уверена в
безошибочности своих воспоминаний. Да, это действительно были глиняные
таблички, испещренные клинописными изображениями людей, деревьев, животных. Она
видела их, снимала с полок, подносила ближе к тусклому свету. И лестница,
комната, которая вызвала в ее душе страх, скорее даже ужас… да… все это там…
Тем не менее в те теплые летние дни и ночи, когда она часами
беседовала с Маарет или танцевала с Маэлем и Маа-рет при свете луны, здесь был
настоящий рай. Сейчас уже можно забыть о той боли, которую она испытывала,
пытаясь понять, почему Маарет отослала ее домой, в Нью-Йорк, и не позволяла
вернуться.
«Дорогая моя!
Все дело в том, что я слишком сильно тебя люблю. Если мы не
расстанемся, то моя жизнь подчинит себе твою. Тебе нужна свобода, Джесс, чтобы
выработать собственные планы, устремления, мечты…»
Она вернулась сюда не затем, чтобы воскресить прежнюю боль,
но для того, чтобы вновь, пусть ненадолго, познать давно покинувшую ее радость.
К вечеру, сражаясь с усталостью, она в конце концов вышла из
дома и по длинной дубовой аллее спустилась вниз. Ей не составило труда отыскать
старые тропы среди густо растущих деревьев. Равно как и окруженную зарослями
папоротника и клевера поляну на крутом каменистом берегу узкой и быстрой
речушки.
