Арман стоял так близко, что губы их почти соприкасались.
Смятые ими цветы – большие сонные желтые георгины и белоснежные гладиолусы –
источали приятный дурманящий аромат. Они остановились под засыхающим деревом,
увитым буйно разросшейся дикой глицинией. Нежнейшие цветы подрагивали на
огромных, белых, как кость, лозах. С Виллы донеслись голоса. Что это? Там
кто-то поет?
– Но где же мы сейчас на самом деле? – спросил
Дэниел. – Скажи мне!
– Я уже сказал: это всего лишь видение. Но если ты
хочешь дать ему имя, то я назову его вратами, разделяющими жизнь и смерть. Я
сам проведу тебя через эти врата. Почему я это сделаю? Потому что я трус. И я
люблю тебя слишком сильно, чтобы позволить тебе уйти.
Дэниел преисполнился радости и холодного торжества.
Наконец-то! Настал его час! Он больше не будет чувствовать себя затерянным в
страшном свободном падении времени. Он больше не принадлежит к бесчисленным
миллионам тех, кто, утратив имя и способность видеть, обречен спать в
безвестности под слоем сырой душистой земли, покрытой сломанными увядшими
цветами.
– Я ничего тебе не обещаю. Как я могу обещать? Я уже
объяснил, что ждет тебя впереди.
– Мне все равно. Я отправлюсь навстречу этому вместе с
тобой.
Глаза Армана покраснели, взгляд их был утомленным и
старческим. Словно тонкая материя ручной работы покрылась пылью и стала больше
походить на призрачную. Возможно, дух, желающий наконец стать самим собой, с
легкостью проделывает такие фокусы.
– Не плачь! Это несправедливо, – сказал
Дэниел. – Ведь наступает момент моего возрождения. Как же можешь ты
плакать? Разве ты не понимаешь, что это значит? Неужели ты никогда не испытывал
ничего подобного?
Он огляделся, пытаясь охватить весь зачарованный пейзаж
целиком – далекую Виллу, холмистую землю вокруг… А потом он посмотрел вверх, и
раскинувшиеся над ними небеса поразили его до глубины души. Никогда еще ему не
приходилось видеть такое обилие звезд.
Подумать только, как будто само небо уходит все выше и выше,
а звезд на нем так много и они такие яркие, что невозможно различить контуры
созвездий. Никакой системы. Никакого смысла. Только восхитительное торжество
чистой энергии и материи. Но потом он увидел Плеяды – любимое созвездие
обреченных рыжеволосых близнецов из сна – и улыбнулся. Он увидел близнецов,
стоящих на вершине горы, – они были счастливы. Он так обрадовался.
– Слово за тобой, любовь моя, – проговорил
Арман. – Прикажи – и я это сделаю. И в конце концов мы окажемся в аду
вместе.
– Ну как ты не понимаешь, – сказал Дэниел, –
так принимаются все человеческие решения. Неужели ты полагаешь, что мать
заранее знает, какое будущее ждет ребенка, которого она носит во чреве? Бог ты
мой, мы же потерянные создания, уверяю тебя. И что из того, что, подарив мне
бессмертие, ты совершишь ошибку? Никакой ошибки быть не может. Может быть
только отчаяние, но я получу бессмертие! Я хочу жить вечно, вместе с тобой.
Он открыл глаза и увидел потолок салона самолета, мягкий
желтый свет, отражающийся от обитых деревом стен… а потом опять оказался в
саду, почувствовал благоухание цветов, едва не падающих со стеблей…
Они стояли под засохшим деревом, сплошь увитым пышно
цветущими глициниями. Пурпурные воздушные соцветия ласково касались его лица
восковыми лепестками. На память ему вдруг пришло нечто такое, о чем он знал
когда-то давно и потом забыл: в языке какого-то древнего народа цветы и кровь
обозначались одним и тем же словом. Внезапно он почувствовал, как ему в шею
вонзились острые зубы.
Его сердце болезненно сжалось, словно кто-то очень сильный
держал его в кулаке. Давление было чрезмерным. Но поверх плеча Армана он видел
все, что происходит вокруг: ночные тени сгущались, звезды вырастали на глазах и
стали такими же огромными, как эти влажные благоуханные цветы. Но что это? Они
поднимаются в небо!
На долю секунды он увидел вампира Лестата за рулем мчащегося
сквозь ночь блестящего черного автомобиля. Как сильно походил он сейчас на
льва: развевающаяся на ветру грива волос, сверкающие безумством и весельем
глаза… Вот он обернулся и посмотрел на Дэниела, и из его горла вырвался низкий
тихий смех.
Луи тоже был там. Он стоял у окна в комнате на
Дивисадеро-стрит и словно чего-то ждал, а потом сказал: «Добро пожаловать,
Дэниел, раз этому суждено было случиться».
Но они не знали о сожженных домах общин! Они не знали о
близнецах! И о предупреждениях об опасности!
На самом деле все они находились в одном из залов Виллы, и
одетый в сюртук Луи облокотился о каминную доску. Там собрались все! Даже
близнецы! «Слава Богу, вы пришли!» – воскликнул Дэниел. Он церемонно поцеловал
Луи в одну щеку, потом – в другую. «Подумать только, у меня такая же бледная
кожа!»
Сердце его вдруг обрело свободу, и легкие наполнились
воздухом – от неожиданности он даже вскрикнул. И снова он очутился в саду.
Вокруг расстилался травяной ковер, а кроны деревьев смыкались высоко над
головой. «Не оставляй меня здесь, только не здесь, не на земле».
– Пей, Дэниел, – по-латыни произнес священник,
вливая ему в рот вино Святого причастия. Рыжеволосые близнецы взяли священные
блюда – сердце, мозг. «В знак величайшего почтения к духу моей матери я
принимаю в себя ее мозг и сердце…»
– Господи, ну дай же мне ее! – Он столкнул кубок
на мраморный пол церкви – как неловко получилось! О Боже! Кровь!
Он сел и, крепко прижав к себе Армана, принялся вытягивать
ее, глоток за глотком. В тесном объятии они упали на мягкое ложе из цветов. Он
прижимался ртом к шее лежащего рядом Армана, и поток крови лился не
останавливаясь.
«Добро пожаловать на Виллу Мистерий. – Луи коснулся его
плеча. – Мы ждем».
Близнецы обнимались и гладили друг друга по длинным вьющимся
рыжим волосам.
Возле концертного зала вопили юнцы, потому что им не
досталось билетов. Они разобьют лагерь на стоянке и останутся там до
завтрашнего вечера.
– У нас есть билеты? – спросил он. – Арман,
билеты!
«Опасность!» Лед. Предупреждение исходит от кого-то,
попавшего в ледяную ловушку.
Его с силой ударило что-то. Он куда-то плыл.
– Спи, любовь моя.
– Я хочу вернуться в сад, на Виллу. – Он попытался
открыть глаза. Живот сильно болел. Странная боль, кажущаяся такой далекой…
– Тебе известно, что он погребен подо льдом?
– Спи, – произнес в ответ Арман, укрывая его
одеялом. – А когда проснешься, ты будешь таким же, как я. Мертвым.
