– И пусть бродил я по долине смерти… и так
далее, – прошептал Дэниел. В горле у него пересохло. Голова раскалывалась
от боли. Стоит ли говорить, о чем он сейчас думает? Все уже давным-давно
сказано.
Арман вновь заговорил, теперь уже на языке безмолвия –
словно в мозг Дэниела проникал лазерный луч:
«Стоит ли вдаваться в подробности? Ты весишь не больше ста
тридцати фунтов. Алкоголь разъедает внутренности. Ты наполовину безумен.
Практически ничто в мире не доставляет тебе радости».
– За исключением бесед с тобой. Так приятно слушать
все, что ты говоришь.
«Но будет еще хуже, если ты перестанешь встречаться со мной.
Ты и пяти дней не протянешь, если будешь продолжать в том же духе».
«Невыносимо даже думать об этом. Но почему же тогда я убегал
от тебя?»
Ответа не последовало.
Каким отчетливым кажется все вокруг! Он не только слышал рев
моторов, но и странным образом ощущал движение самолета – нескончаемые
неровные, волнообразные толчки, как если бы он несся не по воздуху, а по
ухабистой дороге, по ямам и пригоркам, и время от времени взбирался в гору. Кит
на своем пути китовом, как сказал бы Беовульф.
Волосы Армана были аккуратно зачесаны набок. На запястье
сверкали золотые часы, одно из тех выдающихся достижений техники, которые он
обожает. Можно себе представить, как весь день сияют в гробу эти цифры! Его
черный пиджак с узкими лацканами выглядел несколько старомодно, а жилет был,
кажется, сшит из черного шелка. Но его лицо… да, он отменно насытился. Весьма
отменно.
«Ты помнишь что-нибудь из того, что я рассказывал тебе
раньше?»
– Да, – ответил Дэниел. Но на самом деле с памятью
у него было совсем плохо. Потом внезапно нахлынуло гнетущее воспоминание:
«Что-то о повсеместном уничтожении. Но я же умираю. Они умирают. И я умираю
тоже. Но прежде, чем это случилось, они успели обрести бессмертие; я же
просто оставался живым. Видишь? Я помню. А теперь я бы выпил бурбона».
«И ты уверен, что я ничего не могу сделать, чтобы пробудить
в тебе желание жить?»
– Только не начинай опять этот разговор! Еще одно
слово, и я выпрыгну из самолета.
«В таком случае будешь ты слушать меня наконец?
По-настоящему слушать?»
– А что еще мне остается? Если ты хочешь, чтобы я
слушал, мне некуда деться от твоего голоса; он как встроенный микрофон у меня в
голове. Что я вижу? Слезы? Ты собираешься меня оплакивать?
На секунду он показался таким юным. Что за обман зрения!
– Будь ты проклят, Дэниел! – Эти слова он произнес
вслух, и Дэниел их услышал.
По телу Дэниела пробежал холодок. Как страшно видеть, его
страдания! Дэниел промолчал.
– Тебе прекрасно известно, что такие, как мы, не имеют
права на существование, – сказал Арман. – Чтобы осознать это, совсем
не обязательно читать книгу Лестата. Любой из нас скажет тебе, что это было
отвратительное, демоническое слияние…
– Значит, Лестат написал правду?! О демоне, вселившемся
в Мать и Отца в Древнем Египте. Ну хорошо, пусть будет о духе. Демонами их
называли в те времена.
– Правда это или нет, теперь уже не важно. Не имеет
значения, с чего все началось. А вот что действительно имеет значение, так это
реальная возможность близкого конца.
Его охватывает паника, возвращается атмосфера сна, слышатся
пронзительные крики близнецов.
– Послушай меня, – терпеливо заговорил Арман,
отвлекая его внимание от двух женщин. – Лестат разбудил что-то – или
кого-то…
– Акашу… Энкила.
– Возможно. Вполне вероятно, что не одного и не двух.
Точно никто не знает. До нас слабо доносится предупреждение об опасности, но,
похоже, никто не знает, когда именно ее ждать. Известно одно: нас ищут и
уничтожают, дома общин и места встреч ни с того ни с сего вспыхивают и сгорают
дотла.
– Я слышал предупреждение об опасности, –
прошептал Дэниел. – Иногда посреди ночи, очень отчетливо, а иногда – как
эхо. – Перед ним вновь возникли образы близнецов. Это непременно должно
быть связано с близнецами. – Но откуда тебе все это известно – про дома
общин, про…
– Хватит испытывать мое терпение, Дэниел. У нас мало
времени. Я знаю об этом. Знают и другие. Все происходит примерно так, как
электрический ток распространяется по проводам огромной разветвленной сети.
– Да, наверное, так.
Каждый раз, когда Дэниел чувствовал на своих губах вкус
крови, перед ним на миг возникала сверкающая смесь информации, знания, неясных
видений… Значит, это было правдой. Начало «сети» положили Отец и Мать, когда…
– Когда-то, много лет назад, – прервал его
размышления Арман, – все это не имело бы для меня никакого значения.
– Что ты имеешь в виду?
– Но сейчас я не хочу, чтобы все вот так закончилось.
Но и продолжать свое существование не хочу, если ты… – Он слегка изменился
в лице. Во взгляде мелькнуло легкое удивление. – Я не хочу, чтобы ты умер.
Дэниел промолчал.
В наступившей тишине было что-то жуткое. Даже несмотря на
то, что самолет плавно скользил в воздушных потоках и Арман, такой сдержанный,
такой терпеливый, оставался рядом. Смысл сказанного им противоречил
умиротворенно-спокойному тону его голоса.
– Я не боюсь, потому что ты здесь, – неожиданно
сказал Дэниел.
– В таком случае ты глупец. Но во всем этом есть еще
один таинственный момент.
– Какой?
– Лестат по-прежнему существует. Он воплощает в жизнь
свои планы. И все, кто его окружает, тоже целы и невредимы.
– Но как ты можешь быть уверен?
Короткий бархатный смешок.
– Ну вот, опять ты за свое. Человеческое начало в тебе
непреодолимо. Ты меня либо переоцениваешь, либо недооцениваешь. И очень редко
попадаешь в точку.
– Мои возможности ограничены. Клетки моего тела
подвержены изнашиванию, процессу, известному как старение, и…
