– Неужели ты думаешь, что я не знаю? – прошептал
Арман. Глаза его излучали непонятно откуда взявшийся странный свет. Во взгляде
появилась какая-то новая мягкость, а от прежней сдержанности не осталось следа.
Арман взял бокал с бренди и вложил его в руку Дэниела.
– А ты убегаешь от меня, – сказал он, – из
Стокгольма, Эдинбурга, Парижа. За кого ты меня принимаешь, заставляя с такой
скоростью следовать за тобой повсюду? Да еще и перед лицом такой опасности…
Он внезапно коснулся губами лица Дэниела.
«Ну вот, это уже лучше, целоваться мне нравится. И
прижиматься к мертвецам всем телом тоже. Держи меня крепче. – Он уткнулся
лицом в шею Армана. – Твоя кровь…»
– Не сейчас, любовь моя. – Арман отстранил Дэниела
от себя и прижал пальцы к его губам. Его обычно тихий, бесстрастный голос был
на удивление эмоциональным. – Послушай меня. Нас уничтожают по всему миру.
Уничтожают?.. Это слово вызвало панику в его душе. А тело,
несмотря на беспредельную усталость, резко напряглось. Он попытался
сосредоточить все свое внимание на Армане, но перед глазами вновь возникли
рыжеволосые близнецы, солдаты, обугленное тело матери, падающее в пыль… Но в
чем смысл всего этого? Какова связь? Почему?..
– Не могу объяснить, – ответил Арман, имея в виду
сон, поскольку он являлся и к нему тоже. Он поднес бренди к губам Дэниела.
О, как тепло. Если бы он не держал себя в руках, то
непременно потерял бы сознание. В маленьком обитом бархатом салоне они были
вдвоем и теперь молча неслись по пустому шоссе прочь от Чикаго, а дождь заливал
стекла. Ах, как прекрасен этот серебряный дождь. Губы Армана дрогнули, как
будто он намеревался что-то сказать, и вдруг застыли; он отвернулся, словно
прислушиваясь к привлекшим его внимание далеким звукам музыки.
«Я с тобой, и я в безопасности».
– Нет, Дэниел, не в безопасности, – ответил
он. – Возможно, ни на одну ночь, ни даже на один час.
Дэниел попытался осмыслить сказанное и сформулировать
вопрос, но он слишком ослаб, его клонило в сон. В машине было так уютно, ее
мягкий ход действовал так успокаивающе. И близнецы… Прекрасные рыжеволосые
сестры хотели вернуться к нему! На долю секунды веки его сомкнулись, и он упал
на плечо Армана, чувствуя на своей спине его руку.
– Что мне с тобой делать, любовь моя? Особенно сейчас,
когда я сам так испуган, – словно издалека донесся до него голос Армана.
Снова темнота… Он пытался сосредоточиться на вкусе бренди,
на прикосновении руки Армана, но сон уже завладел его сознанием.
Близнецы брели по пустыне; солнце стояло высоко в небе. Его
лучи обжигали их белые руки и лица. Их губы распухли и потрескались от жажды.
Платья запачканы кровью.
– Сделайте так, чтобы пошел дождь, – прошептал вслух
Дэниел. – Это в ваших силах, сделайте так, чтобы пошел дождь.
Одна из сестер упала на колени, вторая опустилась рядом и
обхватила ее руками. Рыжие волосы смешались с рыжими волосами.
И вновь откуда-то издалека послышался голос Армана. Он
говорил, что они слишком углубились в пустыню. Даже их духи не могут вызвать
дождь в таком месте.
Но почему? Разве духам не все под силу?
Он почувствовал еще один поцелуй Армана.
Близнецы вошли в проход между невысокими горами. Но тени не
было, так как солнце стояло прямо над головой, а каменистые склоны слишком
коварны, и взбираться по ним опасно. Они все продолжают идти. Неужели никто не
в силах им помочь? Через каждые несколько шагов они спотыкаются и падают. До
раскаленных камней нельзя даже дотронуться. В конце концов одна из них падает
лицом в песок, а вторая накрывает ее своим телом и пытается защитить от солнца
завесой волос.
О, только бы наступил вечер и подул прохладный ветер.
Вдруг та, которая пыталась защитить сестру, смотрит вверх.
Какое-то движение на скалах. И вновь – тишина. Падает камень, и эхо отчетливо
доносит характерный тихий шорох. Дэниел видит появившихся на скалах людей –
типичных темнокожих жителей пустыни в тяжелых белых одеждах.
Завидев приближающихся мужчин, близнецы одновременно
поднимаются на колени. Мужчины предлагают им воду. Они брызгают на близнецов
холодной водой. Близнецов переполняет радость, и они принимаются истерически
смеяться и что-то говорят, но люди их не понимают. Красноречивыми жестами одна
из сестер указывает на живот другой и, сложив руки, изображает общепринятые
движения, как будто укачивает ребенка. Так вот оно что. Мужчины поднимают
беременную женщину. И все вместе они направляются к оазису, вокруг которого
разбиты палатки.
И вот наконец при свете костра, горящего рядом с палаткой,
близнецы засыпают; среди бедуинов, этого народа пустыни, они чувствуют себя в
безопасности. Неужели бедуины действительно столь древний народ, что их история
насчитывает многие тысячелетия? На рассвете одна из сестер – та, что не носит в
себе ребенка, – встает и направляется к оливковым деревьям, в то время как
другая пристально следит за ней взглядом… Она поднимает руки, и поначалу
кажется, что она всего лишь приветствует солнце. Остальные уже проснулись и
подходят поближе, чтобы посмотреть. А потом поднимается ветер и начинает нежно
теребить ветви оливковых деревьев. И наконец, с неба падают первые капли дождя,
ласкового, легкого дождя.
Он открыл глаза…
И увидел, что находится в салоне самолета.
Маленькую спальню он узнал сразу же – по белым пластиковым
стенам и умиротворяюще спокойному тускло-желтому свету. Здесь кругом сплошная
синтетика, все сияет и блестит, как отполированные кости доисторических
животных. Неужели круг замкнулся? Технология возродила пристанище Ионы во чреве
китовом.
У кровати, где он лежал, не было ни изголовья, ни спинки, ни
ножек, ни даже каркаса. Кто-то вымыл ему руки и лицо. Он был чисто выбрит. И
чувствовал себя просто великолепно. Грохот моторов превратился во всеобъемлющую
тишину, в дыхание рассекающего волны кита. Поэтому он смог более отчетливо
рассмотреть окружавшие его предметы. Графин. Бурбон. Как хочется бурбона. Но он
не в силах двигаться – слишком измотан. И что-то не так, что-то… Он поднял руку
и ощупал шею. Амулет пропал! Но это неважно. Он с Арманом.
Арман сидел за столиком рядом с окном – китовым глазом, чье
белое пластиковое веко было опущено до упора. Он подстригся. Он был одет в
прекрасно сшитый, изящный костюм из черной шерстяной ткани и вновь походил на
подготовленного к похоронной церемонии покойника, а блестящие черные ботинки
дополняли картину. Мрачное зрелище. Самое время прочесть двадцать третий
псалом.
– Ты умираешь, – мягко сказал Арман.
