Когда он снова открыл глаза, в комнате мерцало утро. Арман
стоял рядом, он все еще обнимал его, но выражение его лица было отрешенным и
совершенно безмятежным. Неподвижным взглядом он смотрел на лес, который,
казалось, придвинулся к самому дому и теперь заглядывал во все окна.
Мариус поцеловал Армана в лоб и присоединился к нему в его
занятии.
Он видел, как светлеет комната; как подоконники озаряются
светом; как гигантский гобелен начинает играть красками.
5. Лестат: сие есть мое тело, сие есть моя
кровь
Когда я проснулся, было тихо; теплый и чистый воздух
пропитался запахом моря.
Что касается времени, то здесь я окончательно запутался.
Судя по тому, что у меня кружилась голова, я не спал в течение дня. И не был в
каком-либо надежном убежище.
Вероятно, мы облетели земной шар вслед за ночью или же,
скорее всего, двигались хаотично, так как Акаша, наверное, вообще не нуждалась
в сне.
Мне же, очевидно, он все-таки был нужен, но мое любопытство
возобладало над этой необходимостью. И, откровенно говоря, я чувствовал себя
ужасно несчастным. И мне снилась человеческая кровь.
Я находился в просторной спальне с террасами, выходящими на
запад и на север. Я чувствовал запах моря и слышал его шум, но не ощущал ни
малейшего ветерка. Постепенно я начал осматривать комнату.
Роскошная старинная мебель, скорее всего итальянская,
изящная, но в изобилии украшенная, сочеталась с современными предметами
роскоши. Я лежал на позолоченной кровати с газовым пологом; ее покрывали
пуховые подушки и шелковые драпировки. На старом полу лежал толстый белый
ковер.
Туалетный столик был заставлен сверкающими баночками и
различными серебряными безделушками. Я обратил внимание на старомодный белый
телефон, обитые бархатом кресла, громадный телевизор и полки со
стереооборудованием; повсюду стояли маленькие полированные столики с газетами,
пепельницами, графинами с вином.
Еще час назад здесь жили люди; но теперь эти люди были
мертвы. На самом деле на острове было полно мертвецов. Лежа и упиваясь
окружающей меня красотой, я мысленно увидел деревню, где мы побывали до этого,
вспомнил жестяные крыши, слякоть и грязь. А теперь я лежал в этом будуаре.
Здесь тоже побывала смерть. Ее принесли мы.
Я выбрался из постели, вышел на террасу и посмотрел через
каменные перила на белый пляж. На горизонте – никакой земли, только слегка
волнующееся море, кружевная пена волн, сверкающая под луной. Я находился в
старом обветренном палаццо с покрытыми пятнами оштукатуренными стенами,
построенном, наверное, века четыре назад, украшенном лепными урнами и
херувимами. Красивое здание. В других комнатах за зелеными ставнями горел
электрический свет. Прямо подо мной на террасе располагался небольшой бассейн.
Впереди, там, где пляж изгибался влево, я увидел еще одно
изысканное старинное здание. Там тоже погибли люди. Я не сомневался, что это
греческий остров, а вокруг простиралось Средиземное море.
Прислушавшись, я разобрал крики, доносящиеся из-за перевала.
Там убивали мужчин. Я прислонился к двери, пытаясь успокоить бешено стучащее
сердце.
Меня внезапно охватили воспоминания о бойне в храме Азима –
я увидел, как врезаюсь в человеческую толпу и невидимым клинком пронзаю твердую
плоть. Что это было – жажда или же просто вожделение? Я представил себе
переплетенные конечности и скрюченные в последней агонии борьбы тела,
окровавленные лица.
«Это не я! Я не мог…» Но это был я.
А теперь в воздухе стоял тот же запах костров, что и во
дворе у Азима, где сжигали трупы. От этого запаха меня тошнило. Я опять
повернулся к морю и как можно глубже вдохнул полной грудью. Если расслабиться,
то ко мне явятся голоса со всего острова, с других островов, с материка. Я
ощущал их присутствие, знал, что они ждут удобного момента, и вынужден был
отогнать их подальше.
Потом где-то рядом послышался шум – женские голоса. Они
приближались к спальне. Обернувшись, я увидел, как отворились двойные двери и в
комнату вошли женщины, одетые в простые блузки, юбки и платки.
В пестрой толпе можно было увидеть женщин всех возрастов –
от юных красавиц до тучных пожилых матрон и даже совсем хрупких созданий с
потемневшей, потрескавшейся кожей и белоснежными волосами. Они расставляли
принесенные с собой вазы с цветами. Вперед с природной грацией неуверенно вышла
изящная женщина с прекрасной длинной шеей и начала зажигать многочисленные
лампы.
Запах их крови. Как может он быть столь сильным и
соблазнительным, если я не испытываю жажды?
Внезапно они все собрались в центре комнаты и уставились на
меня, как будто впали в транс. Я смотрел на них с террасы, а потом осознал, что
они увидели. Мой рваный костюм, вампирские лохмотья: черный пиджак, белая
рубашка, плащ – все в крови.
Да и кожа моя значительно изменилась. Я высох, выглядел, разумеется,
мертвецки бледным. Должно быть, мои глаза стали ярче – или же меня обманывало
их наивное восприятие? Когда им прежде доводилось видеть одного из нас?
В любом случае… они походили на сон, эти застывшие на месте
женщины с черными глазами и довольно мрачными лицами – даже у полных женщин
были впалые щеки. Они долго смотрели на меня, а потом поочередно упали на
колени. Ну да, конечно же, на колени. Я вздохнул. На их лицах читалось
выражение людей, оказавшихся за пределами обыденности, – их посетило видение,
и ирония заключалась в том, что этим видением был я.
Я неохотно прочел их мысли.
Они видели Святую Мать. Вот кто она для них: Мадонна, Святая
Дева! Она пришла в деревни и приказала вырезать их сыновей и мужей; были убиты
даже младенцы. Они выполнили ее приказ или же следили за его выполнением;
а теперь их несла волна веры и радости. Они стали свидетельницами чуда: к
ним обращалась сама Святая Мать, Древняя Мать, та самая Мать, которая всегда
обитала в гротах этого острова, еще до Рождества Христова, Мать, чьи крошечные
скульптурные изображения до сих пор иногда находили в земле.
Во имя Матери они опрокинули колонны разрушенных храмов, к
которым приезжали туристы; они спалили единственную на острове церковь; палками
и камнями они выбили в ней окна. Сгорели древние фрески. Осколки мраморных
колонн упали в море.
А я – кто я для них? Не просто бог. Не просто избранник
Святой Матери. Нет, здесь что-то другое. Оказавшись в плену их пристальных
взглядов, я озадаченно пытался разгадать эту загадку, испытывая отвращение к их
убеждениям, но одновременно находясь во власти чар и страха.
