– Скажи мне, кто там, внутри, мой принц, –
попросила она. – Скажи, кто бог этого храма.
«Посмотри! Подойди поближе!» – старый трюк, но я тут же
начал падать и закричал.
Она подхватила меня и помогла удержаться в воздухе.
– Осторожнее, мой принц.
Мне казалось, что сердце мое вот-вот разорвется.
– Нельзя покинуть тело, чтобы заглянуть в храм, и
одновременно продолжать полет. Смотри глазами смертных.
Я все еще дрожал, ухватившись за нее.
– Если ты не успокоишься, я уроню тебя снова, –
ласково сказала она. – Прикажи своему сердцу делать то, что ты хочешь.
Я вздохнул поглубже. От постоянного ветра у меня внезапно
заболело все тело. А глаза снова так сильно жгло, что я ничего не видел. Но я
постарался не обращать внимания на эти неудобства, как будто их вовсе не
существует. Я крепко обхватил ее и начал спускаться, приказав себе двигаться медленнее.
Только тогда я опять попытался заглянуть в мысли смертных и увидеть все их
глазами.
Золоченые стены, остроконечные арки, каждая стена покрыта
украшениями; запах ладана смешивается с запахом свежей крови. Неясно, мельком,
я увидел и его, «бога этого храма».
– Вампир, – прошептал я. – Кровососущий
дьявол. Он приманивает их к себе и устраивает бойню в свое удовольствие. Там
все провоняло смертью.
– Значит, смертей будет еще больше, – прошептала
она с нежным поцелуем. – Теперь – совсем быстро, так быстро, чтобы
смертные глаза тебя не увидели. Неси нас во двор, к погребальному костру.
Я мог бы поклясться, что все произошло прежде, чем я принял
решение; я просто представил себе то, о чем она говорила! И я рухнул рядом
с грубой оштукатуренной стеной, прямо на жесткие камни. Я весь дрожал, голова
кружилась, внутренности сдавило от боли. Мое тело стремилось опуститься еще
ниже, сквозь твердые камни.
– Очень неуклюже, мой принц, – тихо сказала
она. – Мы чуть было не врезались в стену.
– Я не понимаю в точности, что произошло.
– Ах, но дело именно в этом, – объяснила
она, – в слове «точность». Дух подчиняется тебе быстро и всецело. Подумай
получше. Опускаясь, не перестаешь ни видеть, ни слышать; это просто происходит
быстрее, чем ты сознаешь. Ты понимаешь, что происходит, когда ты щелкаешь
пальцами, – с точки зрения чистой механики? Нет, не понимаешь. Но сделать
это можешь. Как и любой смертный ребенок.
Я кивнул. Принцип был мне ясен – все равно что ружье и
прицел.
– Разница только в масштабах.
– И в самоотдаче, бесстрашной самоотдаче.
Я кивнул. По правде говоря, мне хотелось упасть на мягкую
кровать и поспать. Я моргнул при виде ревущего огня, при виде чернеющих в
пламени тел. Кого-то бросили в огонь еще живым – я заметил поднятую руку со
скрюченными пальцами. Но потом и он умер. Бедный дьявол.
Она коснулась холодной рукой моей щеки, губ, разгладила
спутавшиеся волосы и откинула их назад.
– У тебя ведь никогда не было учителя – да? –
спросила она. – Магнус оставил тебя сиротой в ту же ночь, когда создал тебя.
Отец и братья были глупцами. А мать ненавидела своих детей.
– Я всегда сам был своим учителем, – хладнокровно
ответил я. – И должен признаться, я всегда был своим самым любимым
учеником.
Она рассмеялась.
– Может быть, это был небольшой заговор, – продолжал
я, – между учеником и учителем. Но, как ты правильно заметила, больше
никого не было.
Она улыбалась мне. В ее глазах отражалось пламя, лицо
светилось пугающей красотой.
– Подчинись и доверься мне, – сказала она, –
и я научу тебя тому, о чем ты и не мечтал. Ты никогда не ведал битвы. Настоящей
битвы. Ты никогда не ощущал чистоты правого дела.
Я не отвечал. У меня кружилась голова, не только от долгого
полета, но и от нежной ласки ее слов, от бездонной черноты ее глаз. Казалось,
что значительная часть секрета ее красоты крылась в приятном выражении лица, в
его спокойствии, в том, что глаза оставались прежними, даже если черты лица
изменялись, когда она улыбалась или чуть-чуть хмурилась. Я знал, что если я дам
себе волю, то происходящее приведет меня в ужас. Должно быть, она тоже это
понимала. Она опять обняла меня.
– Пей, принц, – прошептала она. – Наберись
сил для того, чтобы сделать то, что я хочу.
Не знаю, сколько прошло времени. Когда она отстранилась, я
на мгновение почувствовал опьянение, потом к глазам вернулась привычная
ясность. Сквозь стены доносилась громоподобная музыка.
– Азим! Азим! Азим!
Когда она потянула меня за собой, я словно лишился
собственного тела. Я чувствовал свое лицо, кости под кожей, я дотронулся до
чего-то твердого – это оказался я сам; но кожа… ощущение было абсолютно новым.
Что от меня осталось?
Перед нами, как по волшебству, распахнулись деревянные
двери. Мы молча прошли в длинный коридор, обрамленный узкими мраморными
колоннами и остроконечными арками, но это оказалась внешняя сторона огромного
центрального зала. Зал был переполнен исступленно кричащими верующими, которые
не видели нас и даже не почувствовали нашего появления, но продолжали
танцевать, петь, подпрыгивать в воздух в надежде хоть на миг увидеть своего
единственного бога.
– Держись рядом со мной, Лестат, – прорезал шум ее
голос, словно коснувшись меня бархатной перчаткой.
Толпа резко расступилась, люди кинулись в разные стороны.
Вместо пения сразу же послышались вопли; когда путь к центру окончательно
расчистился, начался хаос. Цимбалы и барабаны смолкли; нас окружили стоны и
тихие жалобные крики.
Потом, когда Акаша сделала шаг вперед и откинула с лица
покрывало, раздался громкий вздох изумления.
Далеко, в середине, на богато украшенном полу стоял кровавый
бог Азим, облаченный в черный шелковый тюрбан и усыпанные драгоценными камнями
одежды. С искаженным от ярости лицом он воззрился на Акашу и на меня.
Из толпы донеслись молитвы; пронзительный голос принялся
выкрикивать гимн «вековечной матери».
– Молчать! – приказал Азим. Язык был мне незнаком;
но это слово я понял.
В его голосе я слышал кровавые нотки; я видел, как
кровь бежит у него по жилам. Я никогда еще в действительности не видел ни
одного вампира, который бы просто давился кровью; он, безусловно, был не моложе
Мариуса, но его кожа отливала темным золотом и вся была покрыта тонким слоем
кровавого пота, вплоть до запястий крупных, мягких на вид рук.
