— Хотите, чтобы Бенито догадался, что я побывала у вас? Ночью. И мы распивали вино.
— Если ему донесут об этом, скажу, что у него неверная информация: вместо вина мы пили коньяк. — В подтверждение столь глубокомысленной шутки, штурмбаннфюрер и в самом деле достал еще одну рюмочку и обе наполнил коньяком. — Кстати, коньяк греческий, однако не волнуйтесь, Бенито об этом не узнает, — уже откровенно подтрунивал первый диверсант рейха над своей поздней гостьей. — Иначе не простит нам измены. С Грецией, насколько я понял, у дуче особенно натянутые отношения.
— Вы правы, в Греции он потерпел сокрушительнейшее поражение. Хотя Бенито очень хотелось, чтобы Эллада наконец-то была покорена нами, римлянами. Раз и навсегда!
— Какая возвышенная мечта: покончить с Элладой! С самой Элладой! Навсегда. Помнится, в своё время об этом мечтал ещё Александр Македонский. — Повелительным движением руки Скорцени предложил Кларете место за столом, напротив себя, и тоже сел. — Но кончилось-то всё тем, что сам объявил себя эллином и чувствовал себя при этом на седьмом небе.
— Не советовала бы вам расточать поучительность этой притчи в присутствии самого Бенито, — с мольбой в глазах проговорила любовница вождя итальянцев. — Стоит ли смазывать раны горчицей и посыпать молотым перцем?
— Она рассказана исключительно для вас, — в коридоре послышались чьи-то шаги; Кларета и Скорцени тотчас же умолкли и, прислушались».
«Ситуация и в самом деле странная, — сказал себе Скорцени. — Между нами еще абсолютно ничего не было, а мы уже начинаем вести себя, как любовники. Семейным скандалом здесь явно не обойдётся, политическим — тоже. Муссолини может прийти в ярость.»
* * *
К счастью, шаги стали удаляться. Очевидно, это прошел кто-то из обслуживающего персонала, не слишком обременявший себя слежкой за дученаложницей. Судя по всему, Еве Браун не повезло: в Бергхофе этот процесс был налажен строже.
Убедившись, что опасность миновала, Кларета храбро опустошила свою рюмку и, пробормотав: «Лучше бы позаботились о чашке кофе», подняла глаза, чтобы встретиться взглядом со Скорцени.
Меньше всего Отто хотелось сейчас, чтобы её визит завершился любовной сценой или хотя бы интимными намёками на будущую дружбу. При всей несомненной очаровательности Клареты, никаких особых чувств она не вызывала. Во всяком случае, таких, ради которых можно было бы терять голову вместе с портупеей.
— Вы, очевидно, догадываетесь, почему я решилась прийти к вам, господин Скорцени?
— Понятия не имею, — ответил тот, наивно глядя прямо в её бирюзовые глазки. — Но ведь вы объясните, не правда ли?
— Хочу, чтобы как можно скорее уехали отсюда.
Скорцени снисходительно рассмеялся.
— Вас это очень удивит, досточтимая синьора, но я стремлюсь к тому же.
— Причем уехали навсегда.
— Это произойдет завтра же. Или, может быть, настаиваете на немедленном выезде?
— Вы отлично понимаете, что я имею в виду, — молвила Кларета, несколько обиженная тем, что Скорцени даже не пытается установить истинную причину её атаки. — Мы, то есть я и те, кто разделяет мои взгляды, не желаем, чтобы вы когда-либо возвращались сюда.
— За что такая несправедливая жестокость? — рассмеялся обер-диверсант рейха. — Вам не кажется, что это уже похоже на политическое изгнание?
— Впредь вы не должны появляться здесь ни для того, чтобы возглавить службу безопасности Итальянской Фашистской республики, ни для того, чтобы стать командующим карабинёров.
— А что, кто-то решился предположить, что я появлялся только для того, чтобы возглавить одну из названных служб? Кого именно вы имели в виду, когда говорили о людях, разделяющих ваши взгляды? Что это за взгляды такие и кто эти люди? — уточнил Скорцени в откровенно издевательском тоне.
— Да, те, кто разделяет… — глаза Клареты сузились, и в них появился азартный блеск игрока, идущего ва-банк.
«А ведь это не пустая угроза, — понял Скорцени. — Судя по всему, Кларета явилась сюда не только из-за собственных предчувствий». Но вместо того, чтобы тотчас же развеять все подозрения синьоры Петаччи, он решил продолжить этот странный диалог и прежнем духе. Но вовсе не для тог о, чтобы поиграть ей на нервах. Скорцени стремился понять, кто реально стоит за наложницей дуче: придворные вождя или же обергруппенфюрер Карл Вольф — наместник фюрера в Италии, бывший адъютант Гиммлера?
А что, всё может быть. Столь радушно принимавший его в своей ставке в прошлый раз, когда Скорцени занимался освобождением дуче, генерал-полковник СС Вольф воспринимал теперь его появление в Италии как личную угрозу своему авторитету. Обергруппенфюрер понимал: если Скорцени придётся дуче по душе, он может потребовать у фюрера убрать его, Вольфа, чтобы назначить на пост «высшего фюрера СС и полиции в Италии»
[7]
своего спасителя. С повышением в чине, ясное дело. А такое восхождение «героя нации» на вершины власти в Италии Карл Вольф допустить не мог. Он и сам уже мнил себя чуть ли не великим дуче Италии.
— Так чем же все-таки вызвано ваше, ну, скажем так… предложение?
— Понимаю, вам неприятно выслушивать его.
— Не скрою, неприятно, дьявол меня расстреляй. В конце концов, я уже умудрился кое-что сделать для того, чтобы вы и ваш дуче наслаждались в эти дни красотами пейзажа в окрестностях виллы «Фельтринелли», а не томились в римской тюрьме в ожидании приговора и казни.
— Не обозляйтесь, Скорцени, не обозляйтесь, — вдруг миролюбиво протянула она ему свою рюмку, которую мужчина должен был наполнить. О том, что Кларета любила и умела выпить, он знал давно. Теперь ему, очевидно, предстояло убедиться в этом. — Я вовсе не собираюсь шантажировать вас.
— Напрасно. Не откажите себе в таком удовольствии, дьявол меня расстреляй.
— Мы с дуче ценим всё то, что вы сделали для его освобождения.
— Все мыслимые виды благодарности я уже выслушал от самого Муссолини и его супруги. — «не отказал себе в удовольствии» теперь уже сам Скорцени.
— Вы жестокий человек, — потупила взор Кларета. Однако в этот раз залпом опустошать рюмку не решилась. — Крайне жестокий. Впрочем, я к этому привыкла.
— Как и я — к шантажу. Кстати, не вздумает ли сеньор Муссолини отправиться на поиски вас, синьора?
— Вполне возможно. Сейчас это уже не имеет значения.
«А ведь еще две минуты назад она опасалась этого. Когда же прозвучала ложь? И вообще странно. Не допустить ли, что Кларета явилась по просьбе самого Муссолини, который вдруг передумал восторгаться моим появлением здесь? Правда, я не давал ему никаких обещаний, тем не менее…»
— Буду предельно краткой. Если вы окажетесь достаточно внимательным, то очень скоро поймете, что я имею в виду.
