— И какие же это преступные цели?
— Не преступные. Просто уловки студентки-второкурсницы. Могли бы придумать способ получше, чтобы завлечь Тэггерта.
— Оставим его в покое, — отрезала она, но затем смягчилась. — Это очень рассердило вас?
— Страшно! Примерно вот так!
Я обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Ее рот был приоткрыт, тело было холодное и твердое. Она не сопротивлялась, но и не ответила.
Я заглянул в ее дикие зеленые глаза. Они были искренни и прямодушны, но вместе с тем какие-то мрачно-глубокие. Я поразился тому, что скрывалось в этой глубине.
— Я вознагражден.
Она рассмеялась.
— По крайней мере, ваши губы. На них помада.
Я вытер рот носовым платком.
— Сколько вам лет?
— Двадцать. Достаточно для ваших преступных целей. Вы считаете, что я веду себя, как ребенок?
— Вы — женщина.
Я медленно обвел взглядом ее тело, округлые груди, бедра, мягкие волосы и прямые стройные ноги, пока она не стала проявлять неудовольствие.
— А это налагает определенные обязательства, — добавил я.
— Знаю, — осуждающе согласилась она. — Знаю, но не могу взять себя в руки. Вы многое повидали в своей жизни, не правда ли?
Это был вопрос девочки, но я ответил вполне серьезно.
— Очень многое. Я посвятил себя познанию человеческой жизни, поступков, людей.
— А я мало что видела. Мне жаль, что я так рассердила вас.
Она неожиданно потянулась ко мне и поцеловала меня в щеку. Я почувствовал разочарование. Таким поцелуем обычно награждают дядюшку. Ладно, я старше ее на пятнадцать лет, но Берт Грэйвс на целых двадцать. Разочарование не проходило. Внезапно послышался шум приближающейся машины, потом шаги в доме.
— Это, наверное, Берт, — прошептала Миранда.
Когда он вошел, мы находились достаточно далеко друг от друга, но он посмотрел на меня обиженно и вопросительно, а затем сразу же овладел собой. Но и после этого у него между бровями сохранились три морщинки, выражавшие неосознанную тревогу. У него был вид невыспавшегося человека, однако двигался он быстро, решительно и необычно мягко для грузного мужчины.
— Хэлло! — кивнул он Миранде и сразу же обратился ко мне: — Ты что-то сказал, Лью?
— Ты достал деньги?
Он поднял туго набитый портфель из темной кожи, открыл его ключом и вывалил содержимое на кофейный столик — множество прямоугольных пачек, обернутых в бумагу.
— Сто тысяч! — объявил он. — Тысяча пятидесятидолларовых банкнот и пять сотен сотенных. Один бог знает, что мы будем с ними делать.
— Пока положим в сейф. Здесь в доме есть сейф?
— Да, — ответила Миранда, — в кабинете отца.
— Кроме того, необходимо организовать их охрану в этом доме.
Берт резко повернулся ко мне.
— А ты?
— Я не собираюсь оставаться тут. Вызови одного из помощников шерифа. Для этой цели они и существуют.
— Миссис Сэмпсон не позволит пригласить мне их.
— Позволит. Она хочет, чтобы дело передали в полицию.
— Боже, она сошла с ума! Я не могу всерьез принять всю эту чепуху, но позвоню туда.
— Сходи туда сам, Берт.
— Почему?
— Потому что есть основания утверждать, что это дело рук кого-то из домашних. Кое-кто в доме может заинтересоваться твоим разговором.
— Понял. Из письма следует, что они знакомы с положением дел. «Они» могли узнать это от Сэмпсона, но, может быть, и от кого-то другого. Вывод: «они» существуют, а Сэмпсон похищен.
— Я понял. А где будешь ты, Лью?
— На конверте стоит штемпель Санта-Марии, — я не стал сообщать ему про другой конверт, лежащий у меня в кармане. — Есть шанс, что Сэмпсон занимается там бизнесом, законным или незаконным. И я поеду туда.
— Я никогда не слышал, чтобы у него были там какие-то дела. Но, пожалуй, туда стоит наведаться.
— Ты не пытался связаться с ранчо? — спросила Берта Миранда.
— Сегодня утром я звонил управляющему. Они ничего не слышали о нем.
— Что это за ранчо?
— У отца есть ранчо под Бейкерсфилдом. Там разводят овощи. Вряд ли он сейчас там, учитывая тамошние беспорядки.
— Сейчас там бастуют сельскохозяйственные рабочие, — пояснил Берт. — Они бастуют уже несколько месяцев. Скверная история. В общем, ситуация там не из приятных.
— Это может иметь отношение к нашему делу?
— Сомневаюсь.
— Знаете, он может находиться в «Храме», — предположила Миранда. — Когда он бывал там раньше, его письма шли через Санта-Марию.
— В «Храме»?
Мне приходилось и раньше ловить себя на том, что я из реального мира переношусь в сказку. Такова особенность работы в Калифорнии, и она раздражала меня.
— «Храм в облаках» — это место, которое он подарил Клоду. Отца можно было застать там ранней весной. В это время он проводил там несколько дней. Это в горах возле Санта-Марии.
— А кто такой Клод? — поинтересовался я.
— Я уже говорил тебе о нем, — ответил Берт. — Святой человек, которому он подарил гору. Клод переделал охотничий домик в некое подобие храма.
— Клод — обманщик, — заявила Миранда. — У него длинные волосы, и он никогда не стрижет бороду.
— Вы там были? — обратился я к девушке.
— Я отвозила туда отца, но как только Клод открывал свой рот, я уходила. Я не переношу его. Это старый, грязный, вонючий козел с завывающим голосом и самыми противными глазами, какие я только видела в жизни.
— Как насчет того, чтобы свозить меня туда? — спросил я.
— Хорошо. Только надену свитер.
Берт невольно зашевелил губами, точно хотел возразить. Но он лишь взглянул вслед выходящей из комнаты девушке.
— Я доставляю ее домой в целости и сохранности, — произнес я, но мне следовало бы придержать язык.
Берт двинулся на меня, пригнув, как бык, голову: он был еще крепкий и сильный мужчина. Его слегка сжатые кулаки застыли на боках в напряжении.
— Послушай, Арчер, — спокойно заговорил он, — вытри со щеки помаду, иначе я сотру ее сам.
Я постарался скрыть смущение улыбкой.
— Я справлюсь с тобой, Берт. У меня огромный опыт по усмирению ревнивцев.
— Может быть. Но постарайся держаться от нее подальше, иначе я тебя искалечу.
Я вытер левую щеку, на которой Миранда оставила свою отметку.
— Не надо думать о ней плохо.
