– Да, вот он, Обряд Тьмы, – прошептал я. – Как
правы были старейшие, что дали ему это имя. Интересно, не сам ли я себя
перехитрил? Ведь передо мной сидит вампир, вампир огромной силы, мой личный
отпрыск – и что ему до прежних эмоций?
Я посмотрел на него и снова почувствовал, как подступают
слезы. Они меня никогда не подводят.
Он хмурился, слегка приоткрыв рот, и мне показалось, будто я
нанес ему ужасный удар. Но он мне не ответил. Он выглядел так, словно я
поставил его в тупик, покачал головой, как будто не знал, что ответить.
И я осознал, что вижу в нем не столько уязвимость, сколько
сочувствие и нескрываемую заботу обо мне.
Он внезапно встал с кресла, упал передо мной на колени и
положил руки мне на плечи, совершенно не обращая внимания на моего верного
Моджо, который уставился на него безразличными глазами. Сознавал ли он, что
именно так я стоял перед Клодией в горячечном бреду?
– Ты не изменился, – сказал он. – Совсем не
изменился.
– Не изменился по сравнению с чем?
– Каждый раз, когда ты приходил ко мне, ты задевал меня за
живое, вызывал во мне глубокое желание тебя защитить. Ты вызывал во мне любовь.
И ничто не изменилось. Только ты еще больше запутался и нуждаешься во мне. Я
ясно вижу, что мне предстоит вести тебя вперед. Я – твоя связь с будущим.
Только с моей помощью ты встретишь грядущие годы.
– Ты тоже не изменился. Потрясающая наивность. Чертов
дурак. – Я попытался стряхнуть его руку с плеча, но не вышло. – Тебя
ждут большие неприятности. Вот увидишь.
– Как восхитительно. Ну идем, нам нужно ехать в Рио. Нельзя
пропустить ни минуты карнавала. Хотя, конечно, потом мы сможем поехать еще… и
еще… и еще… Пошли.
Я неподвижно сидел и долго-долго смотрел на него, пока он
снова не забеспокоился. Сжимавшие мои плечи пальцы оказались довольно сильными.
Да, я все сделал отлично, шаг за шагом.
– В чем дело? – робко спросил он. – Ты меня
оплакиваешь?
– Может быть, немного. Как ты и сказал, я не такой
сообразительный, не всегда знаю, чего хочу. Но, наверное, я стараюсь
запечатлеть этот момент у себя в голове. Я хочу запомнить его навсегда – какой
ты сейчас, здесь, со мной… Пока все еще остается по-прежнему.
Он встал и, без заметного усилия потянув за собой, поставил
меня на ноги. Когда он заметил мое удивление, на его лице заиграла
торжествующая улыбка.
– Да, наша драка – это будет нечто, – сказал я.
– Что ж, можешь подраться со мной в Рио, когда будем
танцевать на улицах.
Он поманил меня за собой. Я точно не знал, что мы теперь
будем делать и как совершим это путешествие, но я испытывал чудесное волнение,
и, честно говоря, мне было наплевать на мелочи.
Конечно, Луи придется уговаривать ехать, но мы против него
скооперируемся и, невзирая на его нежелание, как-нибудь заманим.
Я уже было собирался выйти следом за ним из комнаты, когда
мое внимание привлек один предмет. Он лежал на старом столе Луи.
Это был медальон Клодии. Цепочка свернулась в кольцо,
отражая свет каждым своим звеном, овальный футляр был открыт и прислонен к
чернильнице, и ее личико смотрело прямо на меня.
Я протянул руку, поднял медальон и внимательно посмотрел на
портрет. И меня посетило печальное осознание.
Она перестала быть воспоминанием. Она превратилась в
лихорадочный бред. Она стала призраком из больницы в джунглях, фигуркой,
стоявшей на солнце в Джорджтауне, духом, мечущимся в тенях Нотр-Дам. При жизни
она никогда не была моей совестью! Только не Клодия, моя безжалостная Клодия.
Что за сон! Просто сон.
Пока я с горечью рассматривал ее, в очередной раз оказавшись
на грани слез, на губы мои закралась мрачная потаенная улыбка. Ведь ничто не
изменилось, когда я осознал, что собственноручно приписал ей эти слова. То, что
они означали, было правдой. Я действительно получил шанс на спасение – и
отказался от него.
Держа в руках медальон, я хотел сказать ей что-нибудь. Я
хотел сказать что-нибудь той, кем она была, и своей собственной слабости, и
обитавшему во мне жадному, зловредному существу, которое опять
восторжествовало. Это правда. Я выиграл.
Да, мне нестерпимо хотелось произнести какие-нибудь слова!
Слова, исполненные поэзии, глубокого смысла, которые искупили бы мою жадность,
мои пороки, страсти моего сердца. Ведь я еду в Рио, не так ли? С Дэвидом и с
Луи – и начинается новая эра…
Да, скажи что-нибудь – ради всего святого, ради Клодии –
напусти мрака, покажи, что за этим стоит. Господи, распори завесу, покажи
жуткую суть.
Но я не смог.
Нет, правда, что еще говорить?
Я уже все сказал.
Лестат де Лионкур
Новый Орлеан
1991
