Я лежал в комнате, на холодных плитках, он стоял надо мной,
смотрел на меня, и в лицо ему светил электрический свет. У него больше не было
карих глаз; они наполнились мягким, слепящим, золотистым светом. Его гладкую
смуглую кожу уже завоевывал сверхъестественный блеск, благодаря чему она
чуть-чуть побледнела и стала еще больше отливать золотом, в волосах уже
появился тот самый зловещий, великолепный глянец, освещение стремилось к нему,
отражалось в нем, играло вокруг, будто считало его неотразимым, – высокая
ангельская мужская фигура с озадаченным и ошеломленным выражением лица.
Он молчал. А я не мог разгадать, что скрывается за этим
выражением. Только я знал, какие он узрел чудеса. Я знал, что он видит, когда
оглядывается вокруг – смотрит на лампу, на осколки зеркала, на небо за окном.
Он опять всмотрелся в меня.
– Тебе плохо, – прошептал он. В его голосе зазвучала
наша кровь! – Да? Тебе плохо?
– Ради Бога, – ответил я резким, хриплым
голосом. – Неужели тебя волнует, плохо мне или нет?
Он отпрянул от меня, расширив глаза, словно каждая секунда
придавала его глазам новую силу, потом отвернулся и как будто забыл, что я
рядом. Из его глаз не исчезало зачарованное выражение. А потом, согнувшись от
боли, с искаженным лицом он направился на крыльцо и пошел к морю.
Я сел. Комната мерцала. Я отдал ему всю кровь, какую он смог
выпить, до последней капли. Меня парализовало от жажды, я едва мог удержаться
на месте. Я обхватил колени руками и постарался сидеть, не падая от слабости на
пол. Я поднес левую руку к свету, чтобы рассмотреть ее получше. На ней вздулись
вены, разглаживающиеся на глазах.
Я чувствовал, как жадно забилось мое сердце. Но, невзирая на
острую, ужасную жажду, я понимал, что она подождет. Я не лучше больного
смертного знал, почему я излечиваюсь после случившегося. Но над моим
восстановлением усиленно и ровно работал некий внутренний мотор, как будто ему
непременно нужно избавить от слабости сложную смертоносную машину, дабы она
снова отправилась на охоту.
Поднявшись наконец с пола, я пришел в себя. Я отдал ему
намного больше крови, чем когда-либо отдавал другим. Все кончено. Я все сделал
правильно. Он будет таким сильным! Господи, он будет сильнее, чем многие
старейшие.
Но пора его найти. Он умирает. Необходимо помочь ему, пусть
даже он захочет меня оттолкнуть.
Я нашел его по пояс в воде. Его трясло, и от боли он хватал
ртом воздух, хотя и старался молчать. Он нашел медальон и обернул золотую
цепочку вокруг сжатой в кулак руки.
Я обнял его, чтобы успокоить. Я сказал, что это продлится
совсем недолго. А когда кончится, то кончится навсегда. Он кивнул.
Через какое-то время я почувствовал, что его мускулы
расслабляются. Я уговорил его выйти на мелководье, где идти будет проще,
несмотря на нашу силу, и мы вместе пошли по пляжу.
– Тебе нужно пойти на охоту, – сказал я. – Как ты
думаешь, ты справишься один?
Он покачал головой.
– Ладно, я пойду с тобой и покажу тебе все, что нужно знать.
Но сначала идем к водопаду, вон туда. Я его слышу. А ты? Там ты сможешь
вымыться.
Он кивнул и последовал за мной, наклонив голову, все еще
обхватив живот руками; периодически его тело напрягалось от последних жестоких
судорог, неизменно сопутствующих смерти.
Когда мы добрались до водопада, он легко переступил через
опасные камни, снял шорты и встал прямо под шумный поток, омывший его лицо,
тело и широко раскрытые глаза. В какой-то момент он встряхнулся и выплюнул
воду, случайно попавшую в рот.
Я наблюдал за ним, чувствуя, как с каждой секундой ко мне
возвращаются силы. Я подпрыгнул над водопадом и приземлился на утесе. Внизу
осталась его крошечная фигурка – она отступила, вся в пене, и посмотрела на
меня.
– Можешь подойти ко мне? – тихо произнес я.
Он кивнул. Отлично, он услышал. Он отошел назад и совершил
гигантский прыжок, поднявшись прямо из воды, приземлился на склоне утеса в
нескольких ярдах от меня, легко ухватившись руками за скользкие камни. По ним
он и вскарабкался ко мне, ни разу не оглянувшись вниз.
Меня откровенно изумила его сила. Но дело не просто в силе.
Дело в его полном бесстрашии. А сам он, казалось, напрочь обо всем забыл. Он
просто осматривался, глядя на пробегавшие мимо облака, на тихо мерцающее небо.
Он посмотрел на звезды, затем – на джунгли, спускающиеся за высокими скалами.
– Ты испытываешь жажду? – спросил я. Он кивнул,
задержав на мне мимолетный взгляд, а потом посмотрел на море.
– Хорошо, тогда мы вернемся в твои комнаты, ты оденешься для
прогулок по смертному миру, и мы отправимся в город.
– Так далеко? – спросил он. Он указал на
горизонт. – В том направлении плывет небольшой катер.
Я мысленно поискал его и увидел катер глазами человека на
борту. Жестокое непривлекательное существо. Контрабанда. Он злился, что его
пьяные товарищи оставили его завершить рейс в одиночку.
– Ладно, – сказал я. – Пойдем вместе.
– Нет, – ответил он. – Думаю, мне лучше пойти…
одному. – Он повернулся, не дожидаясь ответа, и быстро, грациозно
спустился на пляж. Он, как полоска света, прошел по воде, нырнул в волны и поплыл
сильными быстрыми гребками.
Я спустился по краю утеса, нашел узкую неровную тропинку и
апатично шел по ней, пока не вернулся в комнату. Я уставился на обломки –
разбитое зеркало, перевернутый стол, лежащий на боку компьютер, упавшая на пол
книга. На крыльце валялся стул. Я развернулся и вышел.
Я пошел назад, в сады. Луна стояла очень высоко, и, следуя
посыпанной гравием тропе, ведущей по самому краю, я поднялся на вершину, где и
остановился, глядя на тонкую ленточку белого пляжа и мягкое беззвучное море.
Наконец я сел, прислонившись к стволу большого темного дерева, расправившего
надо мной ветви в виде легкого купола, я положил руку на колено, а голову – на
руку. Так прошел час.
Я услышал, что он приближается, поднимается по тропе быстрым
легким шагом, какого не бывает у смертных. Подняв глаза, я увидел, что он
вымылся и оделся, даже причесался, к нему пристал запах выпитой крови –
наверное, он шел от губ. Совсем не слабое, плотское создание, как Луи, о нет,
намного сильнее. Но процесс еще не закончился. Боль, вызванная смертью, прошла,
но его тело на глазах твердело, а неяркий золотистый блеск кожи радовал глаз.
– Зачем ты это сделал? – спросил он. Не лицо, а маска.
Она сверкнула гневом. – Зачем ты это сделал?
– Не знаю.
– Вот только этого не надо. И не надо мне твоих слез. Зачем
ты это сделал?
