Довести полицейских не стоило особого труда. Они принялись хватать демонстрантов. Народ бросился на выручку, завязалась драка.
Дин дернул меня за рукав.
– Отходим!
Удрать нам не удалось: полицейские перегородили все входы и выходы. Два копа подхватили меня под мышки и без церемоний запихнули в автобус, где вповалку, как дрова, валялись другие демонстранты. Я разыскала в общей куче Дина и от души вмазала ему по роже.
– На хрена ты начал кидаться яйцами?! Смотри, что ты наделал!
Дин ухмыльнулся:
– Нам нельзя без насилия – это наша реклама. Если мы будем «хулиганить», пресса сама раскрутит нас – точно так же, как Бен Ладена и его Аль-Каеду.
– Зашибись! Так ты у нас террорист?
– Я использую их методы для наших целей. На месте правительства я бы давно запретил показывать нас по телевизору. Но оно никогда не пойдет на это: для Белого дома свобода слова дороже мозгов. А журналюги тем более от нас не откажутся: как только мы что-нибудь затеваем, у них поднимаются тиражи. Людям нужны злодеи! Они готовы расплачиваться своей жизнью за право видеть чужую смерть.
Места в полицейских участках не хватало, и нас препроводили в ангар на 27 пирсе. Когда-то тут был товарный склад: бетонный пол, под потолком – висячие лампы.
Сидели до вечера – без жратвы, без права позвонить домой. Дин подбил соратников на бунт, но охранник пригрозил им пожарным шлангом.
Дин был прав – без насилия тебя никто не заметит. Кому был нужен Ирак до войны? Никого не интересовало, как жили его граждане. А вот их смерть – весьма интригующее событие.
Мы все – и иракцы, и демонстранты на улицах, и я – были похожи на гладиаторов… Мы показывали друг другу шоу, и, если в нем не было привкуса секса и смерти, на нас не покупали билеты.
К заграждению подошли несколько копов. Следом появился офицер с огромной стопкой поляроидных фотографий.
– Кто готов назвать свое имя, подойти сюда!
Дин почти на четвереньках перебрался ко мне.
– Надеюсь, ты не взяла с собой документы? – тихо спросил он. – Сейчас они начнут идентифицировать задержанных. Отказывайся называть свое имя. И ни за что не узнавай себя на фотографиях.
– А что, нас фотографировали?
Дин кивнул.
– Они не имеют права задерживать нас, если нам не предъявлено обвинение. А доказать что-либо в этой свалке можно только одним способом: если они успели заснять тебя за преступлением. У них заранее по всему центру были расставлены люди с поляроидами. Полиция тоже готовилась к демонстрации: места в тюрьмах освобождали, людей вызывали из отпусков, наручники со складов выписывали…
Дин засмеялся. Ему ужасно нравился этот переполох.
– Если копы найдут тебя на снимках и будут спрашивать, ты это или не ты, всегда отвечай: «Не знаю. Трудно сказать». К ночи нас отпустят.
Я саркастически посмотрела на него.
– Что-то ты слишком доволен. Тебя арестовали, дело не сделано…
– Ты так думаешь? – Брови Дина поползли наверх. – Мы заявили о себе – и это главное! Завтра сообщения о нашей демонстрации будут во всех информационных лентах. Ну и, кроме того, мы заработали кучу денег на новые акции. У наших спонсоров в Сан-Франциско две охранные фирмы, и за эти дни они сделали колоссальные бабки. Владельцы даже самых захудалых лавчонок всегда нанимают охрану на время манифестаций. Так мы собираем дань с буржуев на наши проекты.
Дело с опознанием продвигалось медленно. Арестованные упорно отказывались сотрудничать с властями.
– Я шел по улице, и тут на меня набросились полицейские, – повторял каждый.
Около одиннадцати на допрос вызвали и меня.
За столом сидел немолодой человек в форме – под глазами круги, шея взмокла от пота. Чувствовалось, что он и спрашивает, и слушает уже на автомате.
– Как ваше имя?
– Я не буду его называть.
Полицейский не отреагировал на мои слова.
– Просмотрите эти фотографии и попытайтесь найти на них себя или кого-либо из ваших знакомых.
Он вывалил снимки на стол – поверх обертки от сэндвича и потрепанной Библии.
Я смотрела на огненные глаза и вдохновленные лица… Один в один – христианские мученики, готовые на все ради веры.
Революционеры не придумали ничего нового. Они всего лишь воссоздали великий миф Средиземноморья и Среднего Востока: к человечеству должен прийти Спаситель, страдания которого очистят и возродят мир.
Я вспомнила Дина, едущего на плечах соратников.
В христианстве роль помазанника исполняет Христос, в учении революционеров – пролетариат, партия, новая нация…
Я держала в руках портреты мучеников, вышедших сражаться со злом. Они были сильны своей решимостью, силой духа и желанием подвига. Но все это утекало в песок – без смысла и без следа.
Когда меня отпустили, была уже глубокая ночь. Сияли окна небоскребов, за спиной вздыхал залив.
Меня подобрала падчерица.
– Все папе расскажу! – пообещала она, открывая дверцу машины.
Ехали молча. События дня крутились перед глазами.
Мученики – счастливейшие из смертных. Они знают ответ на вопрос: зачем я? Они ни в чем не сомневаются и уверены, что их жертвы пойдут на пользу.
А я так не могла. Я сомневалась. И потому не было мне счастья.
К северу от границы, на запад от солнца
[20 января 2006 г.]
Ходила вместе с Барбарой в церковь. Ей вчера сообщили, что семья ее двоюродного брата погибла при пересечении американо-мексиканской границы. Контрабандисты засунули в фургон около двадцати человек – мужчин, женщин, детей – и повезли через пустыню. Дело было в августе. 113 градусов в тени
[11]
. Машина сломалась, и водитель, не открыв двери, бросил фургон на произвол судьбы.
Душегубку нашли через сутки: все уже были мертвы.
Не первый случай. И далеко не последний. Ежегодно десятки тысяч мексиканцев нелегально переходят границу США. Выбор у них простой: решишься – и, возможно, вырвешься из нищеты. Не решишься – и ничего не изменится: все пойдет по тому же кругу, что и у тысячи тысяч твоих предков.
Каждый день пограничники ловят насмерть перепуганных нелегалов и отправляют их обратно. Несколько сотен ежегодно гибнет в пустыне.
Мексиканское правительство поощряет незаконную иммиграцию: те, кто прорывается в Штаты, присылают домой деньги, составляющие немалую часть национального дохода. Публикуются специальные брошюры, описывающие, где и как пересекать границу. На возмущение американских дипломатов чиновники только руками разводят: «Да-да, сплошное безобразие…» И все остается по-прежнему.
