Когда Ада вернулась назад в контору, был уже полдень. Нина Васильевна говорила по телефону:
– Календари уже пришли. – Она сделала знак Аде подождать. – Да, вся партия тут, на складе. – Нажав на рычаг, снова с кем-то соединилась: – Как Китти? Хорошо? Живот не болит? Отлично. Дома буду к ужину.
Нина Васильевна повесила трубку. Теперь она уже не казалась такой суровой.
– Закончили?
Ада принялась рассказывать, как Борис терзал ее целый час. Он сделал снимков тридцать, не меньше. Это сколько денег потребуется, чтобы их все проявить и распечатать?
В коридоре послышался шум.
– Нельзя туда! – заорал кто-то.
Дверь распахнулась, и в кабинет ввалились пятеро мужчин. Все драные, выцветшие, словно из дикого леса вышли. А один ну просто урод: что-то с лицом у него не то.
Нина Васильевна нахмурилась:
– Чем обязана, господа?
Вперед выдвинулся молодой человек в помятой шляпе-канотье.
– Мадам, вы уже получали от нас грозное предупреждение, – сказал он по-русски. В руках у него был нож. – Мы хотим от вас денег.
«Вымогатели!» – с ужасом поняла Ада. Нина Васильевна быстро взглянула на нее:
– Выйди.
Ада метнулась к двери, но здоровый бородатый детина преградил ей дорогу:
– Пусть останется здесь.
Окна закрыты – не вырваться.
– Ваш покойный кузен должен нам пятьсот долларов, – продолжал парень. – Мы вас честью попросили вернуть долги. А то начнутся меры.
Нина Васильевна посмотрела ему в глаза:
– Вы полагаете, что вам позволено грабить меня?
– Послушайте, мадамочка… – Бородатый цапнул Нину Васильевну за руку, но она схватила пресс-папье и ударила его в лицо. Парень с ножом бросился к ней.
– А-а-а! – взвизгнула Ада.
Грохнул выстрел, кто-то завопил; Ада упала ничком, прикрыв голову руками, – ей показалось, что бандиты выстрелили в нее.
Из-за сейфа показалась китаянка с револьвером в руках.
– Пошли вон! – тихо сказала она по-английски.
Парень в канотье сидел на полу и зажимал ладонью кровавое пятно на штанине.
– Тварь узкоглазая! – голосил он. – Смотри, что наделала!
– Вон! – повторила китаянка, целясь в голову бородатому.
Тот сунулся к двери, но Нина Васильевна показала ему на раненого:
– Забирайте… это…
Парня подхватили под мышки и вытащили из кабинета. Кровавый след тянулся за ним по полу.
Нина Васильевна захлопнула дверь.
– Надо в полицию сообщить! – воскликнула Ада.
– Помолчи.
Китаянка сквозь жалюзи смотрела на двор.
– Они уходят.
Ада без сил повалилась на стул. По щекам катились слезы, она вытирала их рукавом, и на манжете оставались черные следы.
– Почему вы не хотите позвонить в полицию? Ведь эти люди могут вернуться!
Ее не слушали. Нина Васильевна сунула ей доллар:
– Иди домой.
Руки ее были холодны как лед.
4
Рикша катил Аду в коляске.
– Быстрее! Быстрее! – кричала она и тыкала ему в спину туфлей. Ей казалось, что бандиты могут подскочить сзади и полоснуть ножом по горлу.
Наконец коляска подъехала к дому Бернаров. Ада спрыгнула на землю, кинула рикше монету.
Дверь открыла Хобу.
– У нас гости, – проговорила она шепотом.
– Кто?
Хобу не успела ответить. На лестнице показалась Нина Васильевна. Лицо ее было бледно и расстроенно. Вслед за ней вышел Даниэль:
– Дайте мне знать, если я могу вам чем-то помочь.
– Не надо! – бросила она через плечо и выбежала на улицу.
Даниэль перевел взгляд на Аду:
– Зайдите ко мне.
У Ады сжалось сердце. Как Нина Васильевна оказалась здесь? Приехала на автомобиле раньше ее? Что ей надо от мистера Бернара?
Даниэль усадил Аду на диван, налил ей коньяка:
– Пейте – вам полегче станет.
Ада подчинилась, но допить не смогла – закашлялась. Даниэль сжал ее руку:
– Сильно напугались?
Ада кивнула:
– Я не знаю, кто эти люди и почему они нападают на беззащитных женщин.
– Это фашисты, – проговорил Даниэль. – У Геродота есть рассказ: отец призвал сыновей и сказал им, что по отдельности каждый из них – тонкий прутик: любой может его сломать. Но все вместе, в связке, они непобедимы. Пучки таких прутьев по-латыни называются «fasces». В древние времена они являлись символом власти римского магистрата, а сейчас – знаком единства ультраправых националистов.
Ада ничего не поняла. Ей хотелось участия, доброго слова, а мистер Бернар рассказывал ей про какие-то прутья.
– Такие люди, как мы, Ада, распознают своих на уровне идей: «Веришь ли ты в то, во что верю я?», «Разделяешь ли мою систему взглядов?» Нам безразличны национальность и раса, нам важна духовная близость. А фашисты считают своими только тех, кто принадлежит к их народу.
– Так они бандиты? – спросила Ада. – Чего они хотели от Нины Васильевны?
– Они пытаются сплотить свою нацию и считают, что каждый должен помогать этому «святому делу»: деньгами, делами – кто чем может.
– Значит, они могут и ко мне вломиться? – ужаснулась Ада.
Мистер Бернар с улыбкой покачал головой:
– К вам они не посмеют прийти. Я сумею вас защитить.
5
Даниэль усмехнулся: Ада не дала обнять себя. Выскользнула из-под его локтя и на прощание наградила театральным взглядом: «Не смейте распускать руки!» Сказала, что пойдет в детскую и проверит, как поживает ее пустоголовая воспитанница.
В застекленной дверце книжного шкапа она увидела свое лицо в потеках черной краски, смущенно ахнула и выбежала из кабинета.
Даниэль заметил на полу обтянутый материей серый кружок – пуговицу от Нининой перчатки. Поднял ее. Нина ушла, раскаленная от гнева. Она, кажется, что-то поняла насчет Ады.
– Я глазам своим не поверила, узнав, что вы прислали ко мне гувернантку. Вы что, считаете ее красавицей?
Даниэль поспешно сменил тему и потребовал, чтобы Нина в подробностях рассказала ему о нападении фашистов.
Она уже несколько раз получала от них письма с требованием денег. Один раз звонил какой-то негодяй – видимо, из кафе (на том конце провода слышались голоса и звон тарелок). Заявил, что им надо побеседовать насчет патриотизма.
