Ада медленно кивнула. Клим рассмеялся:
– Не беспокойся – проверять никто не будет. Здесь все выдают себя не за того, кем являются.
Чэнь – сутулый китаец в синем халате и черной шапочке – повел их по рассохшимся ступеням наверх, но не в квартиру на втором этаже, а еще выше.
– Он сдал нам что-то вроде голубятни, – объяснил Клим.
Чэнь приставил лестницу к люку в потолке.
– Прошу, прошу… – показал рукой.
Клим помог Аде втянуть вещи наверх. Крохотная нетопленая комнатка – чуть больше железнодорожного купе. Запах отсыревшего дерева. В одном углу печка – здоровая жестянка с надписью «Kerosine», в другом – занавеска в цветочек.
– Это что? – спросила Ада, заглядывая за нее. Там стоял бочонок с крышкой.
– Отхожее место, – пояснил Клим. – В китайских домах нет канализации, поэтому все пользуются такими горшками.
Ада попыталась взять себя в руки. Это ничего.
– Ванной комнаты тоже нет?
– Хочешь – таскай воду сюда, грей и мойся. Хочешь – в реке полощись. Но я не советую – там холера.
– А вы будете таскать воду?
– Я в баню пойду.
Клим взял у Ады еще несколько центов и отправился за едой. Вернулся с кульком вареного риса и шестью палочками: на них было нанизано что-то коричневое.
– Держи! Это лягушачий мозг – местный деликатес. – И тут же слопал один. – Да ладно, шучу. Я сам не знаю, что это.
Китайская еда Аде не понравилась: жирно, несолено. Клим смотрел, как она кривится.
– Обживемся. Купим угля, протопим здесь все. Я когда первый раз в Китай приехал, снял комнату на фанзе. А там клопы – звери. Пошел ночевать в сарай, всю ночь проспал на каком-то сундуке. Утром хозяин прибежал. «Ты нечестивец! – кричит. – Это гроб моей бабушки!»
Ада улыбнулась. За один день устроилась в ресторан при публичном доме, записалась в наложницы и съела «лягушачий мозг». Рассказать девчонкам из Ижевска – ни за что б не поверили.
2
Клим отвел трепещущую Аду к гримерке, а сам вернулся в залу. Народу уже было полно: шум, дым, хохот. «Гавана» ничуть не изменилась: все те же стены с остатками фресок, официанты в белых передниках, филиппинский оркестр. Вечная попойка и карнавал.
По дороге Клим объяснил Аде правила. Такси-гёрл сидят за особыми столиками, мужчины покупают в кассе билеты (каждый по пятьдесят центов) и выбирают девушку. Но прямо к даме никто не подходит. Надо сказать управляющему, он скажет такси-гёрл, а та решит, хочет она танцевать или нет. Но будешь особо придираться – ничего не заработаешь.
– После танца подсаживайся к клиенту за столик и проси, чтоб он купил вина и закуски. Пусть тратит больше – тебе за это идет процент. Потом зови еще танцевать.
– А если предложат выпить? – спросила Ада.
– Ну глотни чуть-чуть. Только старайся особо не напиваться. Если совсем будет невмоготу – сними туфли. Это знак, что ты устала.
– Откуда вы все знаете?
– У меня подруга работала такси-гёрл.
– А где она сейчас?
– Вышла в люди… То есть замуж.
Джя-Джя приехала в Шанхай из Кантона
[5]
– на юге Китая девочкам не бинтовали ноги, и она могла танцевать. Клим встретил ее здесь же, в «Гаване». Влюблен был по уши: все деньги спускал на танцевальные билеты, дрался из-за нее с матросней. Вон за тем столиком она сидела: серьги до плеч, в волосах – алая лента. Странно, что уже не вспомнить ее лица.
Хозяин чайной компании, где служил Клим, узнал, что тот собрался жениться на цветной. Шанхайские джентльмены скидывались деньгами, чтобы отправлять домой паршивых овец – джентльменов, забывших о чести белой расы. Клима скрутили и отвезли в порт. Но русский пароход уже ушел, и ренегата посадили на судно, следовавшее в Аргентину.
Клим пытался отобрать у капитана револьвер – чтобы поубивать всех и самому застрелиться. Две недели просидел под арестом – остужал нервы. В Буэнос-Айресе работал как проклятый: сначала в типографии, потом в газете, – лишь бы скопить денег на обратный билет. Писал Джя-Джя страстные письма, обещал вернуться и увезти в Россию. А потом от Марты пришла телеграмма: Джя-Джя уехала домой, в Кантон, с каким-то купцом.
Клим думал, что никогда ее не забудет. А вот поди ж ты, познакомился с Ниной, и опять все по новой: огонь в глазах, в голове – сладкая неразбериха. Дела не было до войн и революций… Лишь бы каждый день встречать ее, взволнованную, ждущую, целовать в губы и с восторгом думать: «Родная моя…»
Все проходит. И это тоже пройдет.
Из задних комнат вышли такси-гёрл и чинно направились к своим столикам. Публика засвистела, захлопала. Ада шла последней: брови намазанные, в волосах роза – уже нарядили, дурочку. Толстяк в полосатых штанах кинулся к ней, сунул билетик. Ада близоруко сощурилась, оглядывая залу: искала Клима. Он отвел взгляд.
– Ну и девка! – захохотала Марта, подсаживаясь к нему. – Стреляет глазами, да не попадает.
– Будь с ней помягче, – сказал Клим. – Ей трудно – в целом свете никого.
– А ты? Она сказала, что вы вместе живете.
Клим не ответил.
3
Светало. Над крышами поднимались дымы, кричали петухи. Ада брела, опираясь на руку Клима: новые туфли в кровь стерли ноги. Голова была пьяной – как откажешь, если клиент сует тебе бутылку?
– Есть заведения высокого класса: туда надо приходить со своей дамой, – бормотала Ада. – Есть заведения низкого класса: там можно взять барышню в прокат. А есть заведения бесклассовые: там все женщины общие… Так что я не совсем опустилась.
Веки закрывались, перед глазами крутились танцующие пары. Почему ей казалось, что в «Гаване» должно повториться волшебство – как тогда, с Климом? Нет никакого волшебства. Нет и не будет.
По дороге ехала вонючая бочка на красных колесах. Тащивший ее китаец что-то кричал нараспев.
– Почему он всех будит в такую рань? – спросила Ада.
– Это золотарь, – объяснил Клим. – Люди платят ему, чтоб он горшки выносил.
От холода и усталости у Ады стучали зубы.
– Ненавижу… Ненавижу ваш Шанхай…
4
Она уснула, так и не раздевшись. Расстелила одеяло на полу и упала ничком.
Клим подошел к окну. Комната с видом на небо. Когда-нибудь за одно это будут платить большие деньги.
Сегодня ему показалось, что он видел Нину: в проехавшем мимо авто мелькнул силуэт в каракулевой шапочке. Конечно, обознался. Теперь ему во всех женщинах будут видеться кудри и острый подбородок.
