Часов нет – надо слушать, когда золотарь поедет. Чтобы сторожа по ночам не спали, хозяин отобрал у них и лавку, и стол. Сиди на трехногом табурете – смотри на лампу под потолком, как вокруг нее мошкара бьется. Пол земляной – на него не ляжешь: брюхо можно простудить и штаны испортить. Феликс бродил по складу, тер слипающиеся глаза, выходил на крылечко постоять.
Наконец прошел золотарь с тележкой, монахи потянулись в кумирню. Сменщик, пожилой турок в засаленной феске, появился, когда на дорогу уже высыпали фабричные. Худые полуголые мужики везли громадные тачки, на которых, как куры на насесте, сидели бабы, по три с каждой стороны. Ноги у них искалеченные, самим до фабрики не дойти, вот и нанимали кули.
– Гюнайдын,
[31]
– сказал турок, тяжело опускаясь на табурет.
На висячих усах его застыла капля яичного желтка. Феликс показал рукой, чтоб утерся, но турок ничего не понял.
– Счастливо, – буркнул Феликс.
Небо над крышами было желто-розовым, в платанах суетились воробьи.
– Эй, красавец! – закричали по-английски.
Феликс оглянулся. К нему, спотыкаясь, бежала девка. Краска размазана вокруг глаз, будто побил ее кто.
– Стой, красавец! Поговорить надо!
Феликс прибавил шагу, но девка не отставала:
– Я недорого возьму!
Он свернул в проулок, подтянувшись на руках, перемахнул через ограду. Девкин голос затих вдали.
Немощеная улица, вдоль дороги – канава, по сторонам – горы тухлого мусора. Низкие лачуги, крытые тростником, будто собраны из разных частей: стена от одного дома, дверь от другого. Окна картоном забиты – с разными надписями: «Пейте кока-колу!», «Нестле – настоящее молоко из Швейцарии!» Несмотря на ранний час, на крылечках сидели старики, в грязи копошились дети. И все таращились на Феликса, будто впервые видели белого человека.
Улица петляла, народу становилось все больше. Черные головы, яркие зонты, китайские портки на бамбуковых шестах.
Дорога вывела Феликса к мосту через ручей. Двое молодцов в европейских шляпах, но в китайских куртках и юбках держали за ноги мальчишку и макали головой в грязную воду. Третий топтал расписные чашки, принесенные на продажу. Зеваки смеялись, мальчишка ревел и брыкался.
Феликс не утерпел:
– А ну не балуй!
Завидев его, китайцы в шляпах выпустили мальчишку. Тот чурбаном полетел в воду.
– Не сметь, понял? – рявкнул Феликс, хватая одного за грудки.
Кровь кипела, сам не понимал, что говорит по-русски. Китаец вытащил нож, заверещал что-то, Феликс приподнял его и швырнул так, что он вместе с дружками покатился на землю.
Трясущийся мальчик вылез из воды. Феликс показал ему на остатки чашек:
– Иди забирай свой товар. Они что, денег от тебя хотели?
Тот хлопал глазами, ничего не понимая.
С другой стороны ручья раздался свисток, и через минуту в толпу врезались китайские полицейские:
– Ты, белый, руки вверх!
Феликс от неожиданности позабыл все английские слова. На него надели наручники, толкнули в спину:
– Иди!
Это развеселило толпу еще больше. Камень, пущенный чей-то рукой, сильно ударил Феликса по затылку.
3
Черный фургон с зарешеченными окнами привез его в отделение. Рабочий день уже начался: сновали посыльные, трещали телефоны. Между столами бродили два здоровых барсука – хрюкали, тыкались носами под коленки: видно, жрать просили.
За решеткой сидели нарушители, выловленные за ночь: высокий китаец в дорогом, запачканном кровью костюме, баба непонятного происхождения и кореяночка с выбеленным лицом.
От бессонной ночи, от удара камнем у Феликса раскалывалась голова. Он сжал виски, оперся локтями о колени: тащите куда хотите, делайте, что вам надобно.
Явился китайский полицейский, показал на Феликса пальцем:
– Идем.
За грязной ширмой с обрывками вышивки стоял письменный стол, а за столом… Это был тот самый тип, которого Феликс видел в «Трех удовольствиях». Тогда на нем были мятый плащ и клетчатая кепка.
– Садись, – буркнул он по-английски и поднял глаза на дежурного: – Что с ним?
– Вот рапорт, мистер Коллор.
Тот пробежался глазами:
– Это что еще? «Швырял прохожих, особенно китайцев, так, что они валились друг на друга и стонали…» Когда вы, бестолочи, научитесь правильно писать?
Дежурный торопливо объяснил, что он тут ни при чем, что преступника привезли другие люди и рапорт тоже составляли они.
– Иди отсюда! – буркнул Коллор.
Когда дежурный исчез, он встал, засунул большие пальцы за ремни подтяжек.
– С этими узкоглазыми так и надо поступать, – проворчал он. – Ну, из-за чего подрался?
От досады на себя, на тупую боль в затылке Феликс еще больше смутился.
– Из-за бабы подрался? – спросил Коллор.
Феликс помотал головой.
– Да ладно, можешь не отвечать. Знаю я этих мерзавцев: они друг друга покрывают. Полезут грабить белого человека, а если он им отпор даст, зовут своих дружков из полиции. По бумагам и выходит, что ты сам драку затеял.
Коллор разорвал рапорт, вытащил из стола ключ и отомкнул наручники Феликса.
– Пойдем со мной выпьем, – сказал он. – А то у меня ночное дежурство – с вечера в глотке ничего не было.
Не веря своему счастью, Феликс пошел за ним; служащие проводили их косыми взглядами.
– Таращьтесь, братцы, не таращьтесь, а все равно будет по-моему, – усмехнулся Коллор. – Я у Питера в заведении, – гаркнул он в лицо дежурному. – Будет что срочное – пришли сказать.
Коллор завел Феликса за угол, где в полутемном подвале располагался бар с истертым прилавком и высокими табуретами. Сел боком, достал из кармана платок и обтер сначала руки, потом столешницу перед собой.
– Пива на две персоны, но только из бутылок.
Бармен кивнул, мелькнули белые нарукавники, и через миг перед Феликсом появилась запотевшая кружка.
Коллор сунул нос в пену, потянул ноздрями воздух.
– Больше всего этот запах люблю – никаких роз мне не надо. Но пиво, брат, нужно брать бутылочное. А то в бочки одно дерьмо наливают.
Он жадно глотал, кадык двигался на его сизом от бритья горле. Напившись, Коллор вновь уставился на Феликса:
– Тебя как звать?
– Кадет Родионов.
