На следующее утро баба Варя снова ждала меня, потому что ей
очень хотелось и дальше рассказывать кому-то свои истории.
Чаще других мужчин она вспоминала фокусника Сальватори.
Настоящая его фамилия была Селиванов, фамилию Сальватори он взял по цирковой
традиции. Когда юная Варенька познакомилась с ним, он был уже очень немолод, по
правде говоря, стар…
— Но какой это был мужчина! — повторяла баба Варя,
закатывая свои яркие карие глаза. — Какой мужчина! Любому молодому он дал
бы сто очков форы. Какой элегантный, какой обходительный! Настоящий джентльмен!
Как он умел ухаживать! Нет, такие мужчины перевелись, таких больше не
встретишь.
Но и я кое-чего стоила, я была юна и прелестна, — в
подтверждение своих слов баба Варя доставала свою очередную фотографию в
костюме наездницы или гимнастки, и я вынуждена была согласиться, что да, она
действительно была юна и прелестна.
— А как он меня любил! Он часто повторял: «Варенька, вы
моя последняя любовь и вы сама большая любовь моей жизни…»
— Вы с ним были любовниками? — с простительной для
женщины в моей положении прямотой поинтересовалась я.
— Да, милая… — Баба Варя потупила карие глазки. —
Я уступила ему. Да перед ним ни одна женщина не смогла бы устоять!
— И тем не менее вы были на «вы»? — с неизъяснимым
ехидством уточнила я, думая, что поймала смешную старуху на враках.
— А как же, милочка? — Баба Варя была искренне
удивлена. — Он ведь был настоящий джентльмен! Разумеется, он обращался ко
мне только на «вы». Если сегодняшним молодым людям это непонятно, я могу их
только пожалеть!
— Покажите мне фотографию этого старого
сердцееда, — попросила я старуху как-то раз.
Баба Варя со вздохом поднялась со своего стула, прошла к
диванчику, на котором спала. Из-под подушки она вытащила маленькую сумочку из
потертой красной кожи. Наверное, именно такую кожу называли сказочным словом
«сафьян». Покопавшись в сумочке хрупкими пергаментно-желтыми пальцами, баба
Варя вытащила на свет Божий маленький пожелтевший прямоугольник фотографии. На
ней был изображен, как я и ожидала, седовласый ловелас в
галстуке-"бабочке" и с гвоздикой в петлице черного пиджака. Глаза у
него были чем-то похожи на глаза бабы Вари — такие же очень темные и очень
выразительные. Я подумала, что хотя он и был уже совершенный старик, но с
молодой Варенькой они составили бы занятную пару. Словно прочитав мои мысли,
старуха сказала мечтательным голосом:
— Мы с ним были весьма красивой парой! У меня остались
в память о нем только две вещи: эта фотография и еще перстень.
— А что за перстень? — оживилась я.
— О! — Старуха возвела глаза к потолку. — Это
удивительный перстень! Аркадий Филиппович — я говорила тебе, что его звали
Аркадием Филипповичем? — Аркадий Филиппович рассказывал, что в молодости
встречался с самим графом Калиостро и граф подарил ему этот перстень за очень
важную услугу… Что это была за услуга, он мне не говорил, да я и не расспрашивала…
Я не слишком разбираюсь в истории, но мне казалось, что граф
Калиостро жил когда-то очень давно — лет двести назад, а то и больше. Я
заикнулась об этом, и баба Варя снова, в который уже раз, возвела глаза к небу:
— Милочка! Этот граф тем и известен, что жил невероятно
долго, никто, собственно, и не знает, когда он родился и когда умер, да и умер
ли вообще. Настоящее его имя, скорее всего, Джузеппе Бальзамо, но это тоже не
совсем достоверно…
Мне не очень хотелось все это слушать, снова клонило в сон,
но на перстень хотелось поглядеть, и я прямо сказала об этом старушенции.
— Сейчас, сейчас, — проговорила баба Варя
заговорщицким тоном и снова углубилась в свою сумочку.
На это раз она выудила оттуда маленький замшевый мешочек.
Распустив стягивающий его шнурок, она достала крошечную металлическую коробочку
или шкатулочку — что-то в этом роде. Она что-то на этой шкатулочке нажала,
что-то повернула, крышка откинулась, и я увидела перстень.
На что уж плохо я разбираюсь во всяких старинных вещах, но
тут поняла, что перстень очень старый и замечательный: дымчато-черный камень
держали в лапах два удивительных сказочных зверя, вокруг этих зверей вились
ветки деревьев с резными листьями, откуда выглядывали детские личики и звериные
морды. Удивительно, как на одном перстне помещалось так много разных
украшений, — все было такое маленькое, так тонко выполнено, что я пришла в
восторг и захлопала в ладоши, как ребенок.
Старуха была очень довольна произведенным эффектом.
Улыбаясь, она смотрела то на меня, то на перстень, и улыбка ее становилась все
теплее и теплее. Наконец я налюбовалась украшением и вернула его хозяйке. Она
снова спрятала его в ларчик, и крышка захлопнулась с жестким металлическим
звуком.
— Это перстень не простой, — снова заговорила баба
Варя. — Аркадий Филиппович говорил мне, что он приносит счастье своему
хозяину — но только тому, кто получил его в подарок. Этот перстень нельзя ни
продать, ни украсть. Его можно только подарить.
Иначе он вернется к прежнему владельцу.
А вот будучи подарен, он приносит счастье.. и скажу тебе,
милая, что это правда. Жизнь у меня была очень трудная, но я всегда жила
счастливо, и, кажется, перстень тому причиной… Точно так же и Аркадий
Филиппович.., пока он владел перстнем, он был очень счастлив и удачлив…
— Как же он с ним расстался?
— Он был уже немолод, он любил меня и сказал: «Я не
встречу больше в своей жизни человека, которому захотел бы подарить этот
перстень, а если я его не подарю, перстень пропадет после моей смерти. Он не
останется у человека, к которому попал случайно, не будучи подарен…»
Действительно, вскоре после того, как он сделал мне этот подарок, Аркадий
Филиппович скончался… — Баба Варя промокнула предательски заблестевшие глаза
желтоватым кружевным платочком и отправилась к буфету за своим ликером.
Сделав свой обычный микроскопический глоток, она добавила:
— Еще он говорил, что перстень этот работы Бенвенуто
Челлини, но уж в такое-то я вряд ли поверю — чудес не бывает.
Я смутно представляла себе, кто такой Бенвенуто Челлини
(хотя когда-то и слышала это имя), и мне тогда показалось очень смешным, что
баба Варя не сомневается в волшебных свойствах перстня, в его способность
приносить счастье, но не может поверить в то, что его сделал какой-то
доисторический итальянец.
* * *
"…В месяце апреле того же года я приехал во Флоренцию
уладить там кое-какие свои дела. В то время Его Святейшество весьма ко мне
благоволил, почему находиться во Флоренции для меня было небезопасно: там очень
сильно заправляли эти бешеные. Однако мессер Джироламо, у коего я остановился,
весьма меня обнадежил, уверяя, что в его доме я вполне могу быть спокоен. У
того мессера Джироламо была прехорошенькая дочь, именем Франческа, в видах
которой он сильно питал ко мне различные надежды. У того же мессера Джироламо
немало было преславных вещиц из раскопанных возле Рима гротов, кои по этой
причине повелось называть гротесками. Среди этих гротесков многие были дивно
изукрашены разного вида чудовищами, очень потешными и удивительного вида: то
лев с ослиною головой, то орел со львиною мордой и много еще других. Этими
гротесками изукрашены были золотые запястья, и красивейшие аграфы для
скалывания одежд, и некоторые другие предивные украшения. Мессер Джироламо
показывал мне все эти вещицы и спрашивал, улыбаясь, в силах ли я повторить
какие-либо из оных.
