— Приветик, — ехидно сказала ему Лариса. — Ну
что, больше не будешь изображать из себя супермена? Может, скажешь, где мои
документы?
— Это не твои документы, — угрюмо сказал
Саша, — это документы Долорес.
— Хватит! — заорала Лариса. — Между мной и
Долорес нет никакой разницы. Любой, взглянув на меня, подтвердит это. И паспорт
у меня на имя Долорес Санчес!
— Только настоящая Долорес, кажется, была лет на десять
моложе! — вступила я.
— Это точно, — вздохнул Александр, — и голос
у тебя больно противный…
Она ударила его по щеке и продолжала бить, пока пожилой не
отвел ее руку.
— Лариса, дорогая, ты тратишь время зря. У нас много
дел и мало времени. Ребята осмотрели здесь все, если бы бумаги были в квартире,
они бы их нашли. А этот.., наш друг.., долгое время был, как бы это помягче
выразиться.., не в себе, поэтому он может и не знать, куда делись интересующие
нас документы. Но вот девушка, — он кивнул в мою сторону, —
удивительно хорошо осведомлена о наших делах… Насколько я понимаю, это — Мария
Грачева, которую наняли сюда в домработницы. Она присматривала за домом и
болезненным его обитателем и довольно много здесь разнюхала.
— Кстати, — оживилась Лариса, — ведь ребята
сказали, что везут ее в Песочную, а она оказалась здесь. Кого же они взяли?
— С ними уже долгое время нет связи, — неохотно
ответил ее собеседник, — но мы это выясним. Так вот, милая девушка, —
обратился он ко мне, — мы предприняли по отношению к вам кое-какие шаги,
так, на всякий случай…
— Какие еще шаги? — спросила я, внутренне холодея
от страшной догадки.
— Где ваш сын, милая? — спросил старый садист
елейным голосом.
Я метнулась к телефону и набрала номер свекрови. Трубку снял
Модест Никитич.
— Где Лешка? — крикнула я, не здороваясь и не
соблюдая никаких приличий.
— Я сам хотел бы это знать, Машенька, —
прогнусавил свекор, — они с Валюшей вышли погулять и до сих пор не
вернулись! Валюша прекрасно знает, что в два часа мне нужно принимать
лекарство.
А сейчас уже три. Они не вернулись даже к обеду!
Я знала, что у них в доме заведен такой порядок: опоздать с
каким-нибудь приемом пищи было совершенно невозможно. Скорее земля
перевернется. Я бросила трубку и повернулась к старому негодяю.
— Где мой ребенок?
Мерзавец улыбнулся мне ласково.
— Алешенька в полной безопасности и прекрасно себя
чувствует.
— Где он? — Я бросилась к нему. — Что вы с
ним сделали? — Я уже кричала и трясла старого бандита за плечи.
Лариса еле-еле сумела меня оторвать.
— Согласитесь, Маша, если вы сейчас глупо погибнете
из-за своей горячности, вашему сыну это совершенно не поможет.., он останется
там, где он сейчас.., и хоть сейчас он в безопасности… — завел волынку
мерзавец, потирая шею.
— К черту! — крикнула я, чтобы остановить его
несносную болтовню. — Что вам нужно?
— Вы знаете, что нам нужно. Бумаги, деловые бумаги
семейства Санчесов. Судя по вашей осведомленности о личности моей…
коллеги, — он повернулся к Ларисе, — и также об истории Долорес, вы и
об этих документах можете знать гораздо больше, чем следовало бы порядочной
домашней работнице. А если вы не знаете, где эти бумаги, что ж, значит, вашему
сыну не повезло…
— Старая сволочь! — выпалила я.
— Маша, послушай меня. Не отдавай им бумаги, пока они
не привезут ребенка, — подал голос Александр.
— Заткнись! — выпалила я, не оглянувшись. —
Все из-за тебя. Плевать мне на бумаги, пусть забирают все, только бы отдали
сына!
Я уже совершенно ничего не соображала от страха, мне было
совершенно не до Александра и вообще ни до кого. Я бросилась к телефону. Только
бы Надежда была дома…
Она была дома.
— Надежда Николаевна, — начала я без
предисловий, — я на Шпалерной. Привезите сюда бумаги Санчесов. От этого
зависит жизнь моего сына.
— И без фокусов,. — сказал старый бандит, —
если она приедет не одна, вы вряд ли когда-нибудь увидите своего сына.
— Никому об этом не говорите, — сказала я
Надежде, — и никого с собой не приводите. Лешка у них.
* * *
После Машиного звонка Надежда растерянно заметалась по
квартире. Что делать?
Звонить в милицию? Пока она будет объяснять суть дела, да
пока те будут собираться… сколько времени пройдет? И потом, припрутся, как
стадо слонов, злоумышленники их увидят и слиняют, и тогда ребенок может
пострадать. Она вспомнила о номере телефона, что дал ей доктор Крылов и сказал,
что звонить туда можно только в экстренном случае. Сейчас как раз такой случай.
Похищение ребенка — куда уж хуже?
Она набирала номер, но долгие гудки привели ее в отчаяние.
Но вот щелчок, и мягкий баритон с едва уловимым не то чтобы акцентом, а
каким-то старорежимным уклоном, сказал:
— Я вас слушаю.
— Мне дал этот телефон Дмитрий Алексеевич Крылов. Он
сказал, что я могу обратиться к вам в случае серьезной необходимости…
— Имею честь говорить с Надеждой Николаевной
Лебедевой? — осведомились на том конце линии.
— Да-да, — удивилась Надежда.
— Не объясняйте, Надежда Николаевна, я полностью
осведомлен и о Маше, и о ее сыне. Ни о чем не беспокойтесь, возьмите бумаги и
езжайте на Шпалерную. Все закончится благополучно, уж поверьте мне. Те двое не
причинят вам вреда. Правда, вас всех ждут испытания, но все закончится
благополучно. — В трубке послышались гудки отбоя.
Надежда сидела в совершенной растерянности и смотрела на
телефон.
Интересно, откуда он все знает? Откуда он знает, кто она
такая? И почему, когда он спросил, не Надежда ли это Лебедева, почему, черт
возьми, у нее не хватило ума поинтересоваться, как зовут ее собеседника?
И откуда он знает, что все закончится благополучно?
Надежда прислушалась к себе. Внутренний голос твердил ей,
что надо довериться приятному баритону из телефона и делать все, как он велит.
Она достала из укромного места проклятые бумаги Санчесов и поехала на
Шпалерную, решив по дороге, что подстраховаться все же не мешает.
В дверь позвонили коротко и решительно. Лариса вышла в
коридор и щелкнула замками. Ее партнер остался с нами в комнате, причем видно
было, что он нервничает, пистолет чуть заметно дрожал в его руке.
Зачем этому типу пистолет? Александр привязан к креслу, а я
в таком состоянии от страха за Лешку, что и рукой-то пошевелить не могу.
Надежда, появившаяся на пороге, выглядела бодрой и
решительной. Она поздоровалась, улыбнулась мне, сказала, что все будет в
порядке, и выразительно покрутила свое обручальное кольцо. Должно быть, она
хотела мне что-то сообщить, но в том состоянии, в котором я была, простейшие
намеки до меня не доходили.
