И вдруг все прекратилось. На секунду наступила тишина, затем
послышался короткий сухой щелчок — и квартира превратилась в пылающий ад.
Бандиты рассчитали правильно: небольшое взрывное устройство
воспламенило газ, заполнивший помещение, и квартира взорвалась, как склад
боеприпасов, уничтожая следы обыска и погрома.
Бандиты не учли только одного: невероятную живучесть и
везучесть Лидии Мелентьевны. Ее спасло только то, что она сумела отъехать со
своим стулом к самому окну, и даже то, что стул опрокинулся. Взрывной волной ее
выбросило в окно. Она вылетела как ракета или, точнее, как ведьма, летящая на
шабаш, только вместо метлы за ней несся огненный шлейф. Пробив стекло, она
получила множество порезов, но поскольку квартира ее находилась на первом
этаже, то Лидия осталась жива. Изумленные соседи увидели, как она вылетела из
окна квартиры, врезалась в кусты, смягчившие падение, и потеряла сознание. На
место взрыва уже спешили пожарные и милиция. «Скорая помощь» приехала
последней, и Лидию Мелентьевну осмотрела милицейский врач. К полному удивлению
всех присутствующих, жизни Лидии Мелентьевны ничего не угрожало, у нее только
была сломана ключица, и лицо сильно порезано осколками стекла. В это время
вернулся с работы ее любимый муж Петя. Увидев обожженное окровавленное
существо, над которым хлопотали медики, он с трудом поверил, что это было
когда-то его женой Лидией, а поверив, не стал расстраиваться, быстренько
смешался с толпой и поехал к одной знакомой женщине в Лисий Нос.
* * *
Невысокий худощавый человек с невыразительным восточным
лицом вышел из неброской бежевой «пятерки» на проспекте Энгельса возле
Поклонной горы, где от него ответвляется Выборгекое шоссе — дорога на
Карельский перешеек и в Финляндию.
В этом месте жилых домой почти нет, они начинаются чуть дальше,
возле станции метро «Озерки». Здесь же — только пустыри, пересечения
транспортных магистралей, бензоколонки и крутой обрыв, под которым, невидимые с
улицы, плещутся Суздальские озера.
Невысокий человек подошел к забору, ограждающему
единственное строение — полузаброшенный корпус трикотажной фабрики. Аккуратно
раздвинув доски, мужчина проскользнул на территорию. Видно было, что он здесь
хорошо ориентируется: уверенно подойдя к небольшой железной дверце, он снял с
нее бутафорский замок, огляделся и вошел внутрь. Мягко ступая обутыми в
кроссовки ногами по железной винтовой лестнице, он поднялся на чердак, а оттуда
вышел на крышу. Он расстелил предусмотрительно прихваченный из машины кусок
брезента, затем открыл небольшой твердый чемоданчик.
Там, аккуратно уложенная в специальных углублениях, лежала
разобранная снайперская винтовка. Шаман, а это был он, быстро собрал винтовку,
зарядил ее и лег на брезент.
Позиция его была идеальна: проспект и шоссе просматривались
как на ладони. Теперь Шаман занимался тем, что он умел делать как никто другой:
он ждал.
Его дыхание замедлилось, даже пульс, казалось, стал вдвое
реже. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что он спит с открытыми глазами.
Но это был тот сон, которым спит сжатая пружина, тот сон, которым спит пуля в
заряженном револьвере.
Ни одно движение на проспекте не проходило мимо его
внимания, ничто не ускользало мимо его взгляда, и в любую секунду он был готов
к действию.
* * *
Темно-синяя «мазда» ехала по проспекту Энгельса к выезду из
города. В салоне сидели водитель и трое боевиков, в багажнике машины,
скорчившись, лежала избитая замученная женщина. Машина шла мягко, но на наших
дорогах хватает выбоин, люков и прочих неприятностей. Бандиты на мягких
сиденьях их не замечали, но Алену на каждой выбоине подбрасывало, и удары о
жесткие бока багажника больно отдавались во всем теле. Иногда она теряла
сознание, и эти периоды забытья казались ей желанными, приносили короткую
передышку. В остальное время она испытывала только боль, обиду и страх. Обиду
на судьбу, которая так несправедливо с ней обошлась: она страдает и, скорее
всего, погибнет вместо той, другой…
Ненавистной, отвратительной, жалкой… Зачем ей жить —
некрасивой, слабой, несчастной?.. Было бы только справедливо, если бы бандиты
похитили ее. Кому она нужна? Но она, Алена, — это совсем другое дело: она
красивая, деловая, сильная женщина, сама творит свою судьбу… Вот и сотворила.
— Как там баба в багажнике, не помрет? — покосился
один из боевиков назад, когда машину особенно сильно подбросило на рытвине.
— Не боись, доедет, — отмахнулся второй, — до
Песочной уже немного осталось, а там мы с ней разберемся. Все равно ей жить
недолго осталось — только пока она нам все не выложит.
Машина промчалась мимо Удельной, мимо велотрека, плавно
взлетела на Поклонную гору. Навстречу ей со стороны Выборга шел мощный тяжело
груженный грузовик «вольво» финна-дальнобойщика.
Сжатая пружина распрямилась, пуля вылетела из ствола.
Выстрела никто не услышал, да никому и в голову в первый момент не пришло, что
причиной катастрофы послужила пуля, пробившая правый передний скат синей
«мазды».
Синяя машина резко развернулась поперек шоссе и вылетела на
встречную полосу. Финн ничего не успел сделать, он с ужасом смотрел, вдавливая
в пол педаль тормоза, как его могучий грузовик смял «мазду», как игрушку, и
мощным ударом сбросил ее с обрыва…
Сам грузовик не очень пострадал, только водитель никак не
мог успокоиться: руки у него тряслись, он сидел в кабине и ругался, мешая
финские и русские слова.
А темно-синяя «мазда», кувыркаясь, катилась с обрыва, пока,
разбитая и покореженная, не остановилась под горой. Только тогда взорвался
бензобак, полностью закончив работу, которую начала пуля Шамана.
Сам же Шаман спокойно и неторопливо убрал в чемоданчик
винтовку, аккуратно сложил брезент и спустился по железной винтовой лестнице.
Он снова навесил на дверь бутафорский замок, пролез сквозь раздвинутые доски
забора и пошел к своей невзрачной «пятерке», под капотом которой скрывался
мощный «мерседесовский» двигатель.
Никто не обратил внимания на невысокого худощавого человека
с невыразительным восточным лицом, который сел в бежевые «Жигули» и уехал в
сторону центра.
Да и какое отношение он мог иметь к случившемуся неподалеку
дорожно-транспортному происшествию?
* * *
Услышав, что в замке поворачивается ключ, я с облегчением
вздохнула: мегера все же усовестилась и решила приехать посмотреть, что тут у
нас произошло. Сейчас я покажу ей очухавшегося Сашу и послушаю, что она скажет
в свое оправдание.
Но это была вовсе не Лидия Мелентьевна.
На пороге квартиры стояли мужчина и женщина. Мужчина был
довольно пожилой, с густыми седыми волосами — в общем, достаточно приятной,
располагающей внешности. Загорелое широковатое лицо его просто лучилось
добротой.
Женщину я узнала сразу. Я видела ее столько раз на
фотографиях — и на той, где она, счастливая и молодая, стояла рядом с Сашей на
палубе своей яхты, и на той, в маленьком альбомчике, где была зафиксирована
метаморфоза превращения одного лица в другое, и на той, где она с широко
раскрытыми от ужаса глазами падала из окна шестого этажа…
