— Вот оно что… — Я поняла, почему квартира показалась
мне немного странной.
Оказывается, она просто была пустой.
Исчезли вещи, которые годами стояли и висели на своих
местах, от этого квартира казалась обнаженной.
— У инвалида ворует, — равнодушно сказала я.
Конечно, такое мародерство вызывает только омерзение. Но
какое мне до этого дело? Меня наняли убирать, так завтра и начну.
— У Елены, Сашиной-то матери, посуда была хорошая,
белье постельное все новое, покрывала, — вспоминала Павлина
Ивановна. — А сейчас прихожу, там и сервант пустой. В шкафу одна рвань
осталась.
Старуха еще долго перечисляла, чего не хватает в квартире,
но мне стало скучно.
У моей парадной на скамеечке сидел Андрей.
— Разве мы договаривались? — нелюбезно спросила я.
Он смутился, даже покраснел.
— Нет, но я думал, что вы с Лешей дома.
Понятно, он знает, что я никуда не выхожу надолго. Я не
стала рассказывать, где теперь работаю, — гордиться нечем. Мы зашли за
Лешкой, Тамаре Васильевне очень хотелось расспросить меня про работу, но она
великодушно отложила это до более удобного случая.
Дома Андрей сразу же устремился к крану. Лешка торчал возле
него и смотрел влюбленными глазами. Ребенку не хватает отца, это ясно. Но из
моего бывшего муженька отец, как из меня английская королева.
Кстати, что-то давно он нас не навещал и не скандалил. Из
ванной доносились плеск воды и Лешкин смех — они проверяли кран.
Вот Андрей показался на пороге, улыбаясь.
Приятный мужчина, нельзя не признать.
Вежливый, детей любит. Может быть, ему не хватает семьи, и
он тянется к Лешке? Если бы мы встретили его чуть раньше, хотя бы на год… Хотя
тогда я была замужем и думала, что брак мой достаточно прочен. А теперь дело
даже не в моей жуткой внешности, а в том, что у меня внутри. Никаким чувствам
там нет места, и, боюсь, не будет никогда.
Мне хотелось, чтобы Андрей ушел поскорее, и я бы тогда
спустилась к Тамаре посоветоваться насчет работы, а потом бы легла пораньше,
потому что устала. Но Лешка был такой оживленный, глазенки у него так весело
блестели, они так хорошо занимались с Андреем, что я занялась ужином, а потом
мы долго пили чай и беседовали. Он ушел, когда у Лешки стали слипаться глаза. В
прихожей он нашел мою руку.
— Через два дня музей отдаст фотографии, и у меня
больше не будет повода к вам приходить.
Я хотела сказать, что мне очень приятно было познакомиться и
чтобы он шел себе с Богом, но вспомнила Лешкины сияющие глаза и пробормотала
что-то в том духе, что он может приходить, когда захочет, мы с сыном будем
очень рады.
Вот так, кажется, у меня появился поклонник. Но зеркало в
коридоре рассмеялось мне в лицо. Мерзкое стекло, разумеется, право, но тем не
менее, когда я заработаю какие-то деньги, нужно купить летнюю одежду себе и
Лешке. И не на барахолке, а в магазине, пусть и недорогом. Нельзя все время
носить чужую ношеную одежду, от этого у ребенка может развиться комплекс
неполноценности.
На следующий день я приступила к трудовой деятельности.
Пришла я часов в одиннадцать и застала в квартире Павлину Ивановну, которая моего
подопечного уже накормила завтраком и переодела в чистую рубашку. Он все так же
уныло сидел в гостиной на диване, на меня и не взглянул.
— А разговаривать он умеет? — спросила я шепотом.
— Кто его знает, — старуха пожала плечами, —
я ни разу не слышала.
Она ушла, а я отправилась на кухню.
Там стоял запах раскисшего хозяйственного мыла, от которого
меня замутило. Тем не менее я пошла на запах и отыскала в мойке целую кучу
обмылков в алюминиевой миске. Сколько же кусков хозяйственного мыла нужно
купить, чтобы получить этакую кучу?
И это в то время, когда все нормальные люди стирают порошком
и пользуются жидкостью для мытья посуды. Просто какая-то патологическая
жадность у моей хозяйки!
Вымыв посуду, кое-как отчистив плиту и наведя в кухне
относительный порядок, я двинулась в комнаты. В спальне по-прежнему было как в
норе барсука после зимы, и запах соответствующий. Я раскрыла окно, которое,
естественно, было еще не мыто после зимы, и это в середине мая! Сняв абсолютно
серое постельное белье, я выбила , подушки прямо на подоконнике, вытерла пыль и
наскоро шваброй обмела паутину на потолке. Тут работы полно, за сегодня мне не
справиться. В шкафу на полке я отыскала две жалкие простыни. Права была Павлина
Ивановна, когда утверждала, что эта зараза Лидия все поперла. Зато в ванной
меня ожидала куча грязного белья и стиральная машина — не то «Сибирь», не то
«Саратов», судя по всему, выпущенная задолго до моего рождения. Я с опаской
потрогала машину. Как бы не взорваться тут вместе с ней!
Ладно, сейчас по-быстрому приготовлю обед, а пока этот чудак
будет есть, наскоро приберу в комнате, где он сидит. И пойду себе домой, по
двенадцать часов я работать не собираюсь. Тут и за месяц ничего не разгрести, а
доктор при выписке из больницы сказал, что мне нельзя переутомляться.
Я осмотрела продуктовые припасы и страшно разозлилась. Одни
крупы и горох.
В холодильнике уныло плесневели полпачки масла, два яйца и
банка килек в томате.
И все, ни фруктов, ни, овощей, ни молочных продуктов, не
говоря уже о мясе. Понятно, почему инвалид такой худой! Этак она при своей
жадности его до смерти уморит. А может, она этого и добивается? Но, судя по
рассказам Павлины Ивановны, Лидия Me…, как ее там, не теряет надежды
прописаться в квартиру, так что если инвалид помрет раньше времени, ей это
невыгодно. Просто человек ничего не может поделать со своей жадностью,
клинический случай.
Я сварила гречневую кашу и нажарила к чаю лепешек. К
счастью, хоть заварка у этой выжиги нашлась. Теперь настал самый сложный
момент: надо было начинать общение. Я заглянула в комнату. Он все так же сидел
на диване, скособочившись, и в глазах вспыхивали отблески внутреннего огня. Я
поежилась: так и самой рехнуться можно.
— Саша! — позвала я. — Идем обедать.
Он не шелохнулся. Тяжело вздохнув, я подошла к нему и взяла за
руку. Он дал увести себя в ванную, сам намылил руки, а потом сел в кухне за
стол и принялся есть, смотря вбок.
— Так и будем сидеть? — вздохнула я. — Хоть
бы сказал, что каша пересолена или чай горячий. Трудно с тобой.
Он так молчал, что мне стало неуютно.
Пойду-ка я домой. Для первого раза достаточно наломалась,
устала очень.
Я мыла посуду, когда в замке заскрежетал ключ. Выдра явилась
проверить.
— Вы очень кстати, — приветствовала я ее, —
мне нужно уходить, так что выдайте плату за сегодняшний день.
Она быстро обежала квартиру и прямо зашипела:
