– Извини, от дурных привычек не так легко избавиться.
Ты оставил ей автограф на память?
– Твой Дед чокнутый, – покачал он головой. –
Только чокнутый доверит тебе важное дело. Девчонка…
– Лика…
– Лика рассказала мне о подружке Гарика. Зовут ее
Мальвина, само собой, это прозвище, настоящего имени никто здесь не знает.
Гарик явился с ней в пятницу. Похоже, что между ними была большая любовь, в
пятницу я имею в виду. Далее выяснилось, что до той самой пятницы Мальвина
появлялась здесь пару раз в обществе Пастухова и он к ней явно неравнодушен.
– Все как на заказ, – хмыкнула я. – Один
мальчишка убил другого на почве ревности, так?
– Так или нет, узнаем позднее, сейчас надо отыскать
Пастуха. Трогай в Пасеку.
Я выполнила приказ, правда, поинтересовалась:
– Девчонка сказала, где он живет, или начнем наудачу
колесить по району?
– Адрес она не знает, но смогла вполне толково объяснить,
где его следует искать. Поспрашиваем у местной шпаны, они должны быть в курсе.
– Парень наркоман? – спросила я.
– “Травкой” балуется, но в пределах нормы. Поди
разберись, что у них за норма такая.
– Ты брюзжишь, как старый дед.
– А я и не молодой.
– Хорошо выглядишь. Девчонок оторопь берет.
– Ты тоже выглядишь неплохо, только болтаешь много и
все не по делу.
Тут я нажала на тормоза и заорала:
– Мешок!
И в самом деле, парнишка как ни в чем не бывало двигал по
тротуару. На этот раз Лукьянов не подкачал, выскочил из машины, схватил
растерявшегося парня за шиворот, запихнул на заднее сиденье. Сам устроился
рядом. Я вдруг вспомнила его слова о том, что Мешок нам больше не нужен, но
напомнить об этом не рискнула.
Парень сразу же зашмыгал носом, косясь на Лукьянова, и
жалобно спросил:
– Чего вы ко мне привязались?
– Парня, что из клуба удрал, хорошо знаешь? –
спросила я, поворачиваясь к нему.
– Пастуха? Так себе… Он, вообще-то, не из наших.
Заходит иногда.
– А Гарик из ваших?
– Гарик – он сам по себе. У него батя большой человек,
и он всегда при деньгах, ему пятьсот рублей просадить как раз плюнуть. А я за
тысячу восемь часов в день горблюсь. У нас почти все такие, как я. Гарик, в
общем-то, тоже не наш, но парень неплохой, когда ему надоедает в папашином клубе
торчать, к нам приходит. Деньги в долг дает и не выпендривается. Нормальный
пацан.., был.
– Папашин клуб это где?
– Не знаете, что ли? – удивился Мешок, с
подозрением глядя на нас, ясно, мы лишаемся его доверия. –
“Пирамида”, – решил пояснить он.
– Это он сказал, что клуб папашин?
– Он вроде не говорил, и так все знают.
– Друзей у него много?
– Ну.., только кого считать друзьями. Здесь он с Ромкой
несколько раз был, с Пастухом… С тем, что сбежал. У того тоже деньги водятся. А
с кем они в “Пирамиде” тусуются, я не знаю.
– Ромка в “Пирамиде” был с Гариком?
– Ромка? Может быть. Я ж с ним не хожу, откуда мне
знать?
– Ты чего из клуба удрал? – вдруг спросил
Лукьянов.
Мешок маетно взглянул на него и, помедлив, ответил:
– Испугался.
– Чего? – удивился Саша.
– Как чего, говорю, батя у него крутой, а у меня –
грузчик на элеваторе. Вот и навешают всех собак…
– Каких собак? – разозлился Саша.
– Ну, так говорится, – вздохнул парень.
– Ты у Гарика дома был? – спросила я.
– Нет.
– А кто был?
– Не знаю. Он меня не приглашал.
– А вообще часто к себе гостей звал? Парень неожиданно
задумался.
– Нет, по-моему. Он батю своего здорово боялся. Батя у
него строгий и, видно, здорово внушал за то, что он с нами дружбу водит. Ясное
дело – мы ему не друзья-товарищи. Так что вряд ли кто из наших там был. Если
только Пастух.
– Они с ним давно дружили?
– Вроде нет…
– С девчонкой Гарика кто познакомил, Пастух?
– С Мальвиной, что ли? – опять вздохнул
парнишка. – Они с Пастухом в одной школе учились. Вроде гуляли. А потом
она к Гарику переметнулась. Само собой, у него денег куры не клюют, а она не
дура, соображает.
– Как ее зовут-то?
– Маринка. Терехова.
– Где живет?
– Возле двадцать третьей школы, розовый дом, – с
неохотой ответил он. – Только вы ее дома не застанете.
– Это почему? – насторожилась я.
– Нет ее дома. С пятницы. Пастух сказал. Вроде уехала
куда-то.
– Он сказал тебе, что она уехала?
– Ну да, вроде бы. Он к ней ходил, искал, в общем. И в
бильярдной про нее спрашивал, не видел ли кто.
– Постой, – нахмурилась я. – Если он знает,
что она уехала и сам тебе об этом сказал, чего ж тогда в бильярдной
расспрашивал?
– Не знаю, – пожал плечами Мешок. – Он
сегодня явился и про Мальвину спрашивает. Мы говорим, не видели, а он говорит,
значит, уехала. Да я не очень слушал. Не до Мальвины… Сегодня все разговоры
только об убийстве.
– А что говорят? – проявил интерес Лукьянов.
– Говорят, из-за бати его. Чего-то не поделили, вот и…
Батя у него крутой… – Он испуганно покосился на нас, будто что-то вспомнив, и,
насупившись, замолчал.
– При чем здесь батя, если дом ограбили, –
попыталась я вновь разговорить его.
– Не знаю. Так говорят. А мне что? Вы меня отпустите,
а? Мне мать велела в девять быть, на вокзале. Кормить, говорит, не буду, если
не встретишь, она на дачу поехала, за картошкой. Я правда больше ничего не
знаю. Вы лучше с его дружками поговорите, с которыми он в “Пирамиду” ходил.
Пойду я, ладно?
– Иди, – кивнула я. Лукьянов молчал, но, когда
парнишка распахнул дверь, возражать не стал. – Куда отправимся? –
наблюдая за тем, как Мешок поспешно скрылся за углом, спросила я. – К
девочке, к мальчику?
