— Да. Это было самое трудное в моей жизни — думать о том, что я оставлю тебя, Лулу и папу.
— Что там было?
— Куча слов, разных историй и советов. Я пыталась рассказать все, что тебе могло бы понадобиться без меня. Писала о своей жизни, о родителях, о своем детстве и о том, как любовь и материнство меня изменили. Признавалась, что боюсь вас оставлять. Писала все то, о чем должна была сказать до отъезда. — Она посмотрела на Бетси. — И на тысячу ладов повторяла, что люблю тебя.
— И теперь любишь?
Джолин почувствовала, как к глазам подступили слезы. И подумала, что будет помнить этот вопрос всю жизнь.
— Элизабет Андреа Заркадес, я всегда буду тебя любить. Я могу что-то делать не так, расстраивать тебя, кричать на тебя, но никогда, никогда не перестану тебя любить. Ты мой первенец. Когда я первый раз взяла тебя… — Голос Джолин дрогнул, по щекам покатились слезы, — то полюбила тебя так сильно… Это невозможно передать.
Объятие было таким стремительным, что Джолин покачнулась и едва не упала, но затем ухватилась за дочь. Она крепко сжимала Бетси, вдыхая знакомый нежный запах взъерошенных светлых волос, чувствуя, как вздрагивают худенькие плечи.
Джолин знала, что еще будут ссоры — наверное, много, — будут крики, обиды, будут произнесены несправедливые слова, но этого мгновения у нее уже не отнять.
Наконец Бетси отстранилась и подняла голову. Ее милое широкоскулое личико было мокрым от слез.
— Я люблю тебя, мама! Как до луны и обратно. Я должна была сказать это на прощание.
Джолин поняла, что ждала именно этих слов.
— Знаю, малыш. — Она снова притянула Бетси к себе. — Всегда знала.
29
Кабинет психиатра находился в маленьком, приземистом домике постройки середины прошлого века, на оживленной Аврора-авеню. Майкл подъехал к парадному входу и припарковался за электромобилем.
— Готова?
— Честно? Нет.
Майкл ободряюще улыбнулся:
— Я точно знаю, что это правильный ответ.
Джолин вышла из машины. За неделю, прошедшую после вечера памяти Тэми, она стала гораздо спокойнее. Разговор с Бетси, воссоединение с Майклом, смех Лулу — все это вместе помогло Джолин вновь почувствовать себя собой. Она вылила остатки вина из бутылки в раковину, убрала снотворное. Но предстояло пройти еще долгий путь. Даже в объятиях Майкла Джолин иногда просыпалась в слезах, оплакивая погибший экипаж, разбившийся вертолет. Иногда застывала неподвижно — на кухне, в ванной, на заднем дворе, — внезапно настигнутая горем. Возможно, от печали теперь никуда не деться, и это чувство станет еще одной гранью ее души, а возможно, печаль всегда жила в ней, а Джолин просто не позволяла себе ее увидеть. Единственное, что она знала точно, — пора разобраться в своей душе, понять, как вернуться домой с войны не только в прямом, но и в переносном смысле, как построить новую жизнь после крутого и жестокого поворота судьбы. Теперь, когда она перестала пить, разглядеть лежащий впереди путь стало легче.
В гостиной их встретил пожилой мужчина. Высокий и неуклюжий, с длинными, растрепанными седыми волосами и угловатым лицом. На нем были просторные черные брюки, оранжевые сабо и футболка с логотипом группы «Грэйтфул Дэд».
— Привет, Джолин, — поздоровался он. — Рад, что мы с вами наконец-то встретились.
И это ее врач?
— О-о! — Больше ей ничего не приходило в голову.
Мужчина широко улыбнулся:
— Я Крис Корнфлауэр. Вижу, Майкл вас не подготовил.
— К первой встрече с вами невозможно подготовиться, — рассмеялся Майкл. — Ее нужно пережить.
— Он мне сказал, что вы ветеран Вьетнама, — сказала Джолин.
— Да. И бывший военнопленный. — Доктор пожал ее протянутую руку. — Приятно познакомиться, командир.
— Я уже не та женщина.
— Наша задача, Джолин, как раз и состоит в том, чтобы понять, кто вы теперь. Может, пройдем в мой кабинет?
Она в нерешительности оглянулась на Майкла. Он улыбнулся и кивнул:
— Ладно.
Крис провел ее в маленькую, изящно обставленную комнату в глубине дома. Джолин обрадовалась, не увидев в кабинете кушетки.
— Я не знаю, с чего начать, — сказала она, садясь в удобное кресло рядом с письменным столом.
— У меня есть кое-какой опыт, — улыбнулся доктор. — Начать можно с чего угодно. С детства, с командировки в Ирак, с лучшей подруги, с будущего на гражданке. Выбирайте.
Джолин нервно рассмеялась:
— Судя по вашим словам, разговор предстоит долгий.
— Все зависит от вас, Джолин. Вы здесь командир, я подчиненный. Вы ведущий, я ведомый.
Ей было страшно начинать этот разговор, и они оба это знали. Но Джолин один раз уже позволила себе подчиниться страху. Не помогло.
— Люди видят мой протез и думают, что проблема в этом. Но я потеряла гораздо больше, чем ногу. Иногда я просто не представляю, кто я, и какой будет теперь моя жизнь. Быть солдатом просто. Я люблю ясные ответы.
— Почему вы пошли в армию, Джолин?
— Мне было восемнадцать, и в этом мире у меня никого и ничего не было. В том числе денег. Армия стала для меня якорем.
— Семьей.
— Да, — помолчав, согласилась она.
— Но в этой семье легко жить, правда? Устав предписывает, как действовать в любой ситуации. В этой семье нет ни обид, ни разбитых сердец. Всегда известно, кто ты и что должен делать. Если ты попал в беду, товарищи придут на помощь. Ты знаешь, что тебя не бросят.
Джолин немного расслабилась. Он понимает. Может быть, ей наконец — наконец — удастся откровенно рассказать о пережитой боли, а если она сможет рассказать ему, то расскажет и Майклу, и тогда рана, возможно, начнет заживать.
— Можно вас кое о чем спросить?
— Конечно.
— Вы были в плену. Значит, вам многое пришлось перенести. Как вы поняли, что окончательно вернулись?
— Отличный вопрос. После возвращения домой я много лет злился. Это были потерянные годы. Думаю, я понял, что начинаю выздоравливать, когда был готов помогать другим.
Джолин знала, как это происходит: ты погружаешься в пучину гнева, горя, печали или вины и просто тонешь. Она вспомнила о письмах, которые получила в реабилитационном центре, особенно об одном, от юной Сары, морского пехотинца, потерявшего ногу. Она не ответила на просьбу молодой женщины о помощи.
— Раньше я всегда помогала людям.
— Вы можете снова стать такой женщиной, Джолин.
— Ладно, — медленно проговорила она. — Я хочу начать с ночных кошмаров…
Во вторую пятницу декабря Лулу проснулась рано, пошла прямо к окну спальни и прижала нос к стеклу.