Лекси показалось, будто удар молотка пришелся по ней. Повернувшись к Скоту, она попыталась сохранить улыбку на лице ради него — все-таки он так старался. Не хотелось, чтобы он узнал, что от слов «визиты в присутствии наблюдателя» ей стало нехорошо. Ей случалось бывать в той комнате, под бдительным оком какого-нибудь бесстрастного профессионала; только тогда она была маленькой девочкой. Теперь же она будет недостойной доверия матерью.
— Я смогу проводить с ней время. Это самое главное, верно?
Скот взял ее за локоть и направил к боковой двери. Оказавшись в коридоре, он повел ее в тихий уголок.
— Прости меня, Лекси.
— Не извиняйся. Я знаю, ты сделал все, что было в твоих силах. Я получила право видеться с ней, узнать ее. Я докажу всем им, что заслуживаю еще одного шанса. Год — долгий срок. Может быть, к тому времени…
— Все не так просто, — сказал адвокат.
— Что ты имеешь в виду?
— Суд пожелал, чтобы твои посещения проходили под наблюдением профессионального социального работника, который специализируется на трудных случаях воссоединения.
— Я знаю.
— Услуги таких профессионалов стоят очень, очень дорого.
В Лекси вскипело незнакомое чувство горечи, оставив неприятный привкус во рту.
— Ну разумеется, все сводится к деньгам.
— Я начну поиски. Обязательно найдется какой-нибудь выход, но сейчас я вижу только один: попросить кого-нибудь из Фарадеев присутствовать при встречах.
— Да. Так они тебе и согласятся.
— Не сдавайся, Лекси. Я буду действовать дальше.
— Конечно, — сказала она, набрасывая ремешок сумочки на плечо. Ей не терпелось выбраться из этого смешного девичьего наряда. Сразу следовало догадаться: вся юридическая система настроена на то, чтобы давать таким людям, как Фарадеи, то, что они хотят. — Я ухожу отсюда, Скот. Спасибо. — Она направилась к выходу.
Он схватил ее за руку.
— Только не наделай глупостей, Лекси.
— Каких, например? Полюблю свою дочь? — Голос ее дрогнул, и, повернувшись, она быстро пошла прочь.
24
Лекси сидела на скамейке в парке перед офисом Скота.
Она все знала о том, каково это, когда тебя бросают. Давным-давно, когда сначала на нее перестала обращать внимание мать, и потом, когда в ее жизни одна приемная семья сменяла другую, она пыталась перестать надеяться на большее. Девчонкой, бывало, сидела в каком-нибудь кабинете, среди множества людей, в ожидании новых родителей, не сводя глаз с часов на стене, следила за стрелками и думала, что на этот раз не будет переживать, на этот раз откажется от надежды, а без нее она станет неуязвимой.
Но никогда не получалось. По какой-то причине, которую она так и не поняла, надежда в ней засела накрепко. Даже в тюрьме, стоя в очереди среди женщин с опустошенным взглядом, в котором уже не было никакой надежды, она не смогла стать одной из них. Даже валиум не смог уничтожить в ней надежду. Все дело в том, что она верила. Сама толком не знала во что — в Бога? В добродетель? В себя? Ответа не находила, но сознавала, что если будет поступать правильно, стараться изо всех сил, отвечать за собственные ошибки и поступать по совести, то ей все удастся. Она не будет такой, как ее мать.
Она все так и делала. Пошла в тюрьму, чтобы ответить за свою вину. Отказалась от дочери, потому что очень, очень ее любила. Она пыталась поступать правильно и тем не менее по-прежнему не видела просвета.
Она получила право навещать Грейс, но денег не было.
Как теперь прожить целый год на этом острове, видеть дочь, но не быть рядом с ней? И как ей получить работу — бывшей заключенной, почти без всякого опыта и рекомендаций, — которая оплатила бы жилье, питание и еще осталось бы на оплату счетов адвоката и социального работника? И если бы ей каким-то образом удалось всего этого добиться, то она проводила бы выходные с дочерью всякий раз под пристальным надзором. Разве смогут завязаться настоящие отношения в такой обстановке?
Проще было сдаться. Сесть на любой автобус до Флориды, где, говорят, всегда светит солнце, и уже оттуда писать письма Грейс — теперь никто не сможет отнять у нее этого права, — и они с дочерью смогли бы узнать друг друга хотя бы таким старомодным способом. Возможно, через несколько лет ей бы удалось добиться и встречи с дочерью.
Все, что для этого нужно было сделать — сдаться. Просто принять поражение и купить билет на ближайший автобус.
Бросить свою дочь во второй раз.
От одной мысли Лекси стало плохо. Она вспомнила те часы, что провела в одиночной камере, где ей казалось, что она растворяется в зловонной темноте и вот-вот исчезнет. И только Грейс вытягивала ее из того ужаса, Грейс, убедившая Лекси бросить успокаивать себя валиумом и действовать кулаками. Грейс, заставившая ее вернуться к самой себе. По крайней мере, мысль о Грейс.
Лекси поднялась и направилась в контору Джейкобза. Махнув секретарше на входе, она вошла в кабинет без стука.
— Прости, что помешала.
— Ты не мешаешь Лекси, — сказал он, отодвигаясь от стола.
Она достала стодолларовую банкноту, присланную тетей Евой.
— Сколько времени я смогу провести за эти деньги с Грейс?
— Не много, — ответил он печально.
Лекси прикусила губу. Она знала, что сказать, но боялась.
— Есть только один способ, чтобы я могла видеться с дочерью, да?
Скот медленно кивнул.
Прошла еще минута. Лекси хотела, чтобы он отговорил ее от этого шага.
— Тогда ладно, — сказала она после затянувшейся паузы.
Снова повесив сумку на плечо, она вышла из кабинета. Оказавшись на улице, отстегнула велосипед, взгромоздилась на него и поехала из города. Она избегала маршрута через Найт-роуд, хотя тот мог бы сэкономить ей три мили, и отправилась в объезд.
Лекси не позволяла себе думать, куда едет и что будет делать, пока не оказалась на месте.
В начале длинной подъездной гравийной аллеи она слезла с велосипеда.
Дом по-прежнему выглядел красивым на фоне синего пролива и еще более синего неба. В саду царил хаос, но его мог бы заметить только тот, кто видел этот сад раньше. Непосвященный наблюдатель видел лишь буйство растений и красок.
Лекси держала велосипед за руль, спускаясь по неровной дороге. У гаража она осторожно положила велосипед на стриженую траву, а затем подошла к двери и нажала кнопку звонка.
Странно, но это простое действие, звонок в дверь, отбросило ее в прошлое. На долю секунды она снова превратилась в юную девушку, с колечком от возлюбленного на пальце, которая пришла в гости к подруге.
Дверь открылась, за ней стояла Джуд. В черной футболке и леггинсах она выглядела невероятно худой; бледные кисти и стопы казались чересчур длинными, костлявыми и были испещрены голубыми венами. Фиолетовые круги под глазами ее старили, в волосах пробивалась седина.
