Легко им просить! Ведь и ей хотелось того же.
— Как же все будет? — спросила Миа в тот вечер, когда вся троица лежала на одеялах на пляже. Впервые один из них осмелился задать этот вопрос вслух.
Они держались за руки, глядя на звезды.
— Я так давно мечтала об этом, — призналась Миа, — но теперь, когда до мечты осталось совсем немного, мне страшно.
Лекси услышала, как рядом с ней вздохнул Зак. Она его любила, а потому знала, что означает этот вздох: он разрывался меж двух огней. Он любил Лекси — она знала это, верила в это всей душой, — но Миа была ему не просто сестра. Она была его двойняшкой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Они могли читать мысли друг друга. А Лекси как раз больше всего и нравилось в Заке его умение заботиться о тех, кого он любил. Он не мог причинить боль другому человеку, тем более Мии.
Вот поэтому он и собирался учиться в университете Южной Калифорнии. И не важно, как сильно он любил Лекси, сестру и родителей он любил еще больше и не мог их разочаровать. Его волновало, что Миа слишком застенчива, ей не справиться одной с самостоятельной жизнью в университете.
— И все равно мы останемся друзьями, — сказала Лекси, всей душой желая, чтобы это было именно так.
Миа рядом с ней тихо охнула и расплакалась.
— Не плачь, — сказал Зак.
На Лекси вдруг накатила печаль, и она сама не заметила, как тоже начала плакать.
— Мы… мы такие дураки, — сказала она, вытирая глаза и даже улыбаясь, однако плакать все равно не перестала. Она любила обоих, но вскоре им предстояла разлука.
— Я буду скучать по тебе, Лекси, — сказала Миа. Она перекатилась на бок, обняла Лекси и снова перекатилась на спину.
А над головами раскинулось ночное небо, такое же непостижимое, как их будущее; и под этим небом Лекси осознала, какие они маленькие.
Зак высвободил руку из пальцев Лекси и со словами: «Сейчас вернусь», поднялся и побежал в дом.
— Ты будешь звонить мне часто-часто, да? — спросила Лекси.
Миа пожала ей руку.
— Мы будем, как Дженнифер Энистон и Кортни Кокс. Лучшие подруги навсегда.
— Сэм и Фродо.
[9]
Гарри и Гермиона.
[10]
— Лекси и Миа, — сказала Миа. — Только подумай: когда-нибудь мы состаримся и будем смеяться над тем, как боялись разъезжаться по своим колледжам.
— Ну да, мы и тогда будем подругами.
— Точно.
Лекси умолкла. Она давно поняла, что есть вещи для нее недостижимые, а потому не стоит даже их желать. Быть может, и эта дружба одна из них? Или ее можно сравнить с первой школьной любовью, которая со временем и расстоянием превращается в приятное и дорогое воспоминание?
Вернулся Зак, слегка задохнувшись, и остановился над ними, силуэт на фоне освещенных луной волн.
— Поднимайтесь.
— Для чего? — удивилась Миа.
Лекси не спрашивала «для чего», она просто поднялась и взяла его за руку. Ей нравилось, как ее руку сжимали его сильные теплые пальцы.
Он показал девочкам термос.
— У меня идея. Пошевеливайся, Миа, и перестань задавать вопросы.
— Кто-то здесь думает, что он может мной командовать, — сказала Миа, поднимаясь и отряхивая песок.
Зак повел их к большому кедру, растущему на границе пляжа.
В лунном свете Зак выглядел бледным, почти призрачным, но его зеленые глаза сверкали, как слезы.
Он открыл термос.
— Мы положим сюда что-то и закопаем. — Он внимательно посмотрел на Лекси. — Это будет… наш секретный договор, ну, как клятва.
— Ровно столько, сколько эта капсула пролежит здесь, мы будем лучшими друзьями, — сказала, посерьезнев, Миа. — И никаким колледжам этого не изменить. Так будет всегда.
— Мы не будем такие, как все, — сказала Лекси, надеясь, что ее замечание не прозвучало как вопрос, но все равно в этот торжественный момент она с трудом верила в происходящее. Слишком уж легко все доставалось этим ее друзьям. — Мы никогда не попрощаемся.
Миа кивнула.
— До тех пор, пока капсула находится в земле.
Зак протянул им открытый термос. Серебристую внутренность осветила луна, и она замерцала.
— Положите что-нибудь сюда для верности.
В другое время, в другом месте происходящее могло показаться смешным, или мелодраматичным, или просто глупым, но только не здесь, не сейчас, в этой тьме, где на них, казалось, катило будущее, словно огромный тягач.
— Я люблю тебя, Лекс, — сказал Зак. — Колледж этого не изменит. Мы все равно будем любить друг друга. Всегда.
Лекси пытливо на него посмотрела. Ей показалось, будто они дышат как одно целое.
Миа бросила внутрь термоса свои золотые сережки.
Зак снял с себя медаль Святого Кристофера, с которой никогда не расставался, и тоже бросил в термос.
У Лекси при себе был лишь плетеный браслетик, подарок Мии в знак дружбы, с которым она не расставалась с десятого класса. Свой, сплетенный для нее Лекси, Миа давно потеряла, а Лекси не снимала ни разу подарок подруги. Теперь она медленно его развязала и бросила в термос. Ее талисман не издал ни звука, когда упал на дно, и это ее встревожило, словно она единственная из их троицы не оставила никакого слышимого следа.
Зак закрутил покрепче крышку.
— Думаю, нам вообще не надо его выкапывать, — сказала Миа. Налетел порыв ветра с залива и растрепал ей волосы. — Если выкопать… это все равно, что попрощаться, а мы ведь не хотим прощаться. Пока термос лежит здесь, мы будем любить друг друга.
Лекси тоже захотелось сказать что-нибудь важное. Минута казалась такой волшебной, полной значимости, она навсегда ее запомнит.
— Никаких прощаний, — сказала она.
Взгляд, которым они обменялись, сказал все: и печальную правду о скором расставании, и то, что они любят друг друга, и сладкую надежду, что в будущем многое уцелеет, и эти три подростка, стоящие под лунным светом, сдержат обещание о вечной дружбе.
Они опустились на колени, гораздо выше линии прилива, и у основания старого дерева вырыли в песке глубокую яму, докопав до холодной серой глины, и опустили туда термос.
Лекси хотелось продолжить, хотелось поговорить о будущем, но они проделали процедуру молча. Когда термос зарыли, песок казался нетронутым. Время для слов прошло.
9
В начале июня сад был чудесен. Впервые за целый год Джуд наконец-то могла расслабиться, наслаждаясь результатами своего труда. Она видела, что ее тщательное планирование и разумная обрезка оправдались. Клумбы цвели пышным цветом — и розы размером с блюдце, и растрепанные желтые пионы, и остроконечные пурпурные дельфиниумы. Темно-зеленый английский самшит, с которым она столько провозилась, обещал стать достопримечательностью сада. А над всеми растениями буйно цвела золотистым цветом хурма виргинская; совсем как на картине Моне, будто слегка не в фокусе на фоне живого голубого неба.
