Энни закрыла глаза.
— Ник, тебе не нужно это делать. Со мной все будет в порядке, правда… Здесь Блейк…
В трубке повисло долгое напряженное молчание. Наконец Ник сказал:
— Ты сильнее, чем сама думаешь. Ты можешь с этим справиться. Что бы ни случилось, ты сможешь с этим справиться. Только не забывай.
Она вытерла глаза.
— Что не забывать?
— Дождь, — мягко проговорил Ник. — Не забывай, что дождь — это слезы ангела. А каждый стакан, который попадется тебе на глаза, наполовину полон. Не позволяй себе об этом забыть. Я знаю, что творится с человеком, когда он забывает, что всегда есть надежда.
Энни чуть было не сказала: «Ник, я тебя люблю», но вовремя сдержалась.
— Спасибо.
— Я тебя люблю, Энни Борн.
От этих его слов, от тихого, нежного напоминания о том, что, как ей казалось, постепенно исчезало, ей снова захотелось плакать. Она хотела сказать: «Колуотер. Я Энни Колуотер, а ты любишь женщину, которая с каждой секундой тает». Но она выдавила из себя слабую улыбку и, радуясь, что Ник не видит ее лица, прошептала:
— Спасибо, Ник, спасибо тебе. Скажи Иззи, что я ей позвоню через несколько дней, когда… когда я буду знать, что происходит.
— Мы будем за тебя молиться. За всех вас, — сказал Ник.
Энни вздохнула, чувствуя, что слезы снова подступают к глазам.
— До свидания, Ник!
27
Была глубокая ночь, но Энни не спала. Она уже не была пациенткой больницы, но ей предоставили комнату, чтобы она могла оставаться возле Кэйти. Энни пыталась чем-то занять себя — читала, писала, ела, — все, что угодно, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей о Кэйти, но ничто не помогало.
Она часами сидела возле инкубатора, читала, напевала, молилась. Она сцеживала молоко из груди, но, глядя на кремовую жидкость, она не знала, будет ли у ее малышки когда-нибудь возможность пить это молоко. Будет ли шанс окрепнуть и выйти из этого стерильного мира, шанс вырасти, ходить в школу, обнимать свою маму…
«Мы через это пройдем, мы выдержим», — говорила себе Энни, но всякий раз, когда аппарат начинал жужжать, она думала: «Вот оно, она перестала дышать».
Блейк пытался помочь на свой лад, но из этого ничего не вышло. Он снова и снова повторял: «С ней все будет в порядке», но, когда он это говорил, его взгляд оставался испуганным. Энни даже почувствовала облегчение, когда Блейк уехал из больницы домой.
— Я не могу больше здесь оставаться, — сказал он ей.
На это Энни лишь бросила:
— Конечно, я понимаю.
И даже теперь, когда в тишине и полумраке эти произнесенные слова были полны грусти и сожаления, Блейк попытался отшутиться:
— Я ведь не должен спать на стуле, чтобы доказать тебе мою любовь?
— Нет, конечно, — с горечью усмехнулась Энни. — Ты должен встретить Натали, ее самолет прилетает в девять.
Блейк ухватился за эту возможность, этого Энни и ожидала. Он бы предпочел находиться где угодно, только не в этом холодном, неприютном пространстве, где его жена весь день проплакала.
Энни встала с кровати и медленно подошла к окну. У нее болели швы, но она была даже рада этой боли. Она прижалась лбом к холодному оконному стеклу. Внизу находилась автостоянка, огромный серый квадрат, на котором в разных местах были припаркованы несколько автомобилей. Постояв так недолго, Энни отошла от окна. Едва она снова легла в кровать, как зазвонил телефон.
— Энни? Это снова я, Ник.
— Ник, — прошептала Энни с тоской.
— Я подумал, что, может быть, я тебе нужен.
Это прозвучало очень просто, его несколько слов, но они обвились вокруг ее сердца и сжали его. Всю жизнь Энни переживала кризисы в одиночку, она всегда была сильной, всегда контролировала ситуацию и до этой минуты сама не подозревала, как ей хотелось, чтобы ее пожалели и утешили.
— Как малышка? — озабоченно спросил Ник.
Энни провела дрожащей рукой по волосам.
— Она держится. Неонатолог говорит, что с ней будет все хорошо, если только она… если она продержится хотя бы несколько недель. — Энни тихо заплакала. — Извини, Ник. Я устала, и мне страшно. Кажется, я только и делаю, что плачу.
— Хочешь послушать историю?
Энни отчаянно хотела, чтобы его голос унес ее прочь от реальности.
— Да, пожалуйста, расскажи.
— Это сказка про мужчи ну, который начи нал жизнь как шваль, находил себе пропитание в мусорных контейнерах и жил на заднем сиденье старой «импалы». После того как его мать умерла, мир дал этому пареньку один-единственный шанс, и он переехал в маленький сырой городок, о котором никогда раньше не слышал и где никто не знал о его неприглядном прошлом. Там он пошел в среднюю школу и влюбился в двух девушек сразу. Одна была солнцем, другая — луной. Он был молод и потянулся за луной, рассудив, что это тихое, безопасное место, ведь он знал, что если потянуться за солнцем, то можно сгореть дотла. Когда его жена умерла, он потерял свою душу. Он повернулся спиной к своему ребенку и своим мечтам и стал топить свою жизнь в бутылке виски. Он хотел только одного: умереть, но на это ему не хватало духу.
— Ник, не надо…
— Поэтому этот пьяница ждал, когда кто-нибудь другой оборвет его жизнь. Он ждал, когда кто-нибудь заберет его ребенка. «И тогда, — думал он, — тогда я наберусь храбрости убить себя». Только ничего этого не произошло, потому что в его жизнь вошла прекрасная принцесса. Он до сих пор помнит, как это было, помнит тот день. Дождь только-только начинался, и озеро еще было неподвижным, как стекло. Он помнит каждую подробность того дня, когда она вошла в его жизнь.
— Ник, пожалуйста…
Энни хотела, чтобы он остановился прямо сейчас, до того, как его рассказ опутает ее сердце волшебными нитями и очарует ее так, что она уже не сможет вернуться в прежнее состояние.
— Она изменила его мир, эта женщина, которая вошла в его жизнь без приглашения и потребовала от него самого лучшего. Он и оглянуться не успел, как бросил пить и сделал первые шаги к тому, чтобы снова стать отцом своей дочери, и влюбился, влюбился во второй, и последний, раз в жизни.
— Ник, ты меня топишь, — прошептала она дрогнувшим голосом.
— Я и не думал, я только хотел сказать тебе, что ты не одна. Любовь может подняться над трагедией и показать нам путь домой. Это ты меня этому научила, и теперь тебе нужен я, чтобы об этом напомнить.
Дни Энни шли один за другим в монотонном течении часов, которые она проводила у инкубатора, беспомощная и растерянная. Больница предоставила ей новую палату, еще ближе к отделению, где находилась Кэйти, но когда ночью она лежала на неудобной кровати, у нее возникало ощущение, что она находится за много миль от людей, которых любила.
