Натали обняла мать.
— Что ты будешь делать, когда я уеду?
«Уеду». Какое холодное, чужое слово, как «смерть» или «развод».
— Скучать по тебе.
Натали посмотрела в глаза Энни:
— Помнишь, когда я была маленькая, ты часто спрашивала меня, кем я хочу быть, когда вырасту?
— Помню.
— А ты, мама? Что ты говорила дедушке Хэнку, когда он задавал такой же вопрос тебе?
Энни вздохнула. Как объяснить Натали то, что она сама поняла совсем недавно, прожив на свете почти сорок лет? Хэнк никогда не задавал этот вопрос своей единственной дочери. Он был одиноким, потерянным отцом, отцом-одиночкой, застрявшим в другом, своем времени. Он учил свою дочь, что жизнь женщины определяет мужчина, который ее выберет. Ему самому всегда говорили так, и он считал, что девочкам ни к чему мечты о будущем, мечты — это для мальчиков, которые вырастут и станут управлять бизнесом и делать деньги.
Энни совершила много ошибок, и большую часть из них потому, что она прочно обосновалась на обочине дороги под названием «жизнь». Но теперь она знала, что жизнь невозможна без риска, и если окажется, что твое существование безмятежно и безоблачно, то это означает только одно: ты никогда ни к чему по-настоящему и не стремилась.
Наконец-то в жизни Энни было то, к чему она стремилась, и появился риск, на который она готова была пойти. Она повернулась к дочери.
— В Мистике вдруг поняла, что мне очень хочется открыть свой книжный магазин. В конце главной улицы города есть прекрасный викторианский дом, и его первый этаж свободен.
— Отличная идея! Так вот почему ты читала все эти книги по бизнесу?!
Энни спрятала улыбку и кивнула. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая только что показала подруге свое самое дорогое сокровище и увидела сама, что оно прекрасно.
— Да.
На лице Натали появилась улыбка.
— Здорово, мам, так и надо! У тебя бы все получилось! Ты была бы серьезным конкурентом книжному магазину в Малибу. Может, я бы даже могла работать у тебя во время летних каникул, когда буду приезжать домой.
Энни отвела взгляд. Открыть книжный магазин здесь, под пристальным, оценивающим взглядом Блейка, вовсе не входило в ее планы. Она хорошо представляла себе комментарии мужа, совсем не похожие на одобрение Ника.
В дверь постучали.
Энни напряженно посмотрела на дочь. Пора?
— Войдите! — крикнула она.
В комнату размашисто вошел Блейк, он был в черном легком костюме, на лице сияла улыбка.
— Привет, дамы. Натали готова? За ней приехали миссис Петерсон и Салли.
Энни невесело рассмеялась:
— Я всегда представляла, что сама потащу твой багаж по лестнице в общежитии и распакую твою одежду. Я хотела, чтобы хоть в самом начале твоей самостоятельной жизни твои вещи были в порядке.
— Мне бы пришлось вызвать охрану, чтобы от тебя избавиться.
Натали засмеялась, но потом ее смех перешел в слезы. Энни привлекла ее к себе:
— Я буду по тебе скучать, малышка.
Прильнув к матери, Натали прошептала:
— Пока меня не будет, не забудь про книжный магазин.
Энни отстранилась первой, она понимала, что именно она должна это сделать. Она дотронулась до нежной щеки Натали, всмотрелась в дорогие голубые глаза, впервые за много лет вспомнив, что когда-то они были синевато-серыми. Как давно это было…
— До свидания, Нана-банана, — прошептала она.
— Мама, я тебя люблю.
Эти слова произнес не дрожащий детский голос, это сказала взрослая девушка, покидающая родной дом. Шмыгая носом и улыбаясь сквозь слезы, Натали отстранилась. Потом улыбнулась отцу:
— Папа, проводи меня.
Они пошли к двери. Энни еще долго смотрела им вслед, даже когда за ними медленно закрылась дверь. Она сама удивлялась, что не плачет. Позже, в долгие темные ночи и во многие дни, которые грядут в ее жизни, к ней подкрадется одиночество, его беззвучный голос будет отдаваться эхом в пустом доме, но Энни знала: она выживет. Сейчас она стала сильнее, чем была совсем недавно. Она готова отпустить свою старшую дочь в мир.
— До свидания, Нана, — прошептала она.
Роды у Энни начались неожиданно в самом начале ноября. Она проснулась среди ночи с ощущением, что в ее животе полыхает огонь. Вторая схватка была такой сильной, что она не могла дышать. Энни согнулась и выдохнула:
— О господи!
Энни впилась ногтями в запястье, пока боль не отпустила ее, потом, держась за живот, откинула одеяло и осторожно выбралась из постели. Она закричала, но от очередной схватки ее голос превратился в глухой хрип:
— Блейк!
Он проснулся сразу и вскочил с кровати.
— Энни, — Блейк бросился к жене, — что случилось?
— Еще не время, — прохрипела она, хватаясь за рукав его пижамы. Она подумала о своем умершем сыне и запаниковала: — О боже, это слишком рано…
Через считаные минуты Блейк усадил Энни в машину, и они помчались в больницу.
— Энни, потерпи, мы скоро будем в больнице. — Он бросил на жену встревоженный взгляд. — Только потерпи.
Она крепко зажмурилась.
«Представь, что ты на пляже с белоснежным песком».
Еще одна схватка.
— О боже! — простонала Энни.
Это было невозможно вытерпеть — боль пронизывала ее живот и жизнь внутри нее. Ее ребенка. Она схватилась за живот.
— Держись, малышка, держись…
Но Энни видела только Эдриена, крошечного Эдриена, как он лежит, подключенный к аппаратам. И как его опускают в землю в гробике размером с хлебницу.
«Только не это!.. — мысленно взмолилась она. — Господи, прошу Тебя, только не это!»
Стерильные белые стены комнаты для посетителей, казалось, давили на Блейка. Он ходил взад-вперед, то смотрел на часы, то листал какой-то идиотский журнал про знаменитостей и про их «проблемы». В его мозгу крутились одни и те же кадры: Энни везут в родовую палату, ее глаза расширены в страхе, и она снова и снова повторяет каким-то чужим, незнакомым голосом: «Еще рано».
Когда ее положили на каталку и повезли прочь от него, в одно-единственное мгновение перед его глазами в единой вспышке пронеслось все — весь его брак с хорошими временами, плохими временами и теми, что были в промежутке. Он увидел путь Энни от юной второкурсницы колледжа до беременной тридцатидевятилетней женщины.
— Мистер Колуотер?
Он резко повернулся и увидел в дверях доктора Норт, гинеколога Энни. Она устало улыбалась.
— Ребенок…
