Блейк встретил Натали возле стойки таможенного контроля. Она обняла отца, потом отстранилась и посмотрела по сторонам.
— А где мама?
— Она не смогла приехать. Я тебе все расскажу в машине по дороге домой.
— Ты приехал на «феррари»?
— Да, а на чем же еще?
— Можно я поведу?
Блейк нахмурился:
— Тебе кто-нибудь сказал, что я повредился рассудком? Я никогда не позволю…
— Ой, папа, ну пожалуйста! Я сто лет не садилась за руль.
— Этот аргумент вряд ли работает на тебя.
— Да ладно тебе, папа, пожа-а-алуйста!
Блейк представил себе выражение лица Энни, если она услышит, что он позволил Натали вести машину. Он медленно достал из кармана ключи и подбросил в воздух. Натали поймала их одной рукой.
— Папа, пошли!
Она схватила его за руку и потащила через терминал. Через считаные минуты они уже сидели в спортивной машине, пристегнутые ремнями, и ехали по шоссе домой.
Блейк, впрочем, как и всегда, чувствовал себя в присутствии дочери неуютно. Он пытался придумать, что сказать, чтобы нарушить неловкое молчание, которое всегда стояло между ними. Натали переключила канал с его любимой радиостанции на другую, и из динамиков загремела мелодия рока.
— Сделай потише, — машинально сказал Блейк.
Натали убавила звук, включила поворотник и резко перестроилась в левый ряд за черным кабриолетом «мерседес». Еще до того как Блейк успел сказать ей, что делать, она сбавила скорость и увеличила дистанцию.
— Ну, папа, как поживает дедушка Хэнк?
— Откуда мне знать?
Натали посмотрела на отца.
— Но ты ведь ездил в Мистик?
Блейк заерзал на сиденье и был рад, когда дочь снова перевела взгляд на дорогу. В таких делах он был не силен. Представить их раздельное проживание в нужном свете было задачей Энни.
— Я… я был очень занят. Этот судебный процесс между рок-звездой и…
— Значит, ты был очень занят, — тихо сказала она, крепко держа руль и глядя прямо перед собой.
— По уши в делах.
— Наверное, поэтому ты мне ни разу не позвонил.
Блейк услышал обиду в голосе дочери и не знал, что сказать. Он никогда раньше не слышал, чтобы она разговаривала таким тоном, но вдруг спросил себя: не была ли она такой всегда?
— Я каждую пятницу посылал тебе цветы.
— Ну да. Ты так часто думал обо мне, что даже попросил свою секретаршу каждую неделю посылать мне цветы.
Блейк вздохнул. Он был растерян. Как он мог сказать дочери, почти взрослой девушке, что он предал их семью ради нескольких месяцев жаркого секса с женщиной, которой еще не было на свете, когда убили президента Кеннеди. Что он должен был сказать Натали? Правду? Ложь? Нечто неопределенное? Энни бы знала, что сказать и что сделать. Она всегда направляла его отношения с Натали в нужное русло. Она незаметно подсказывала ему взглядом, или прикосновением, или шепотом, когда погладить руку Натали, а когда отстраниться. Но сейчас он должен был сказать ей хоть что-то! Натали явно ждала его объяснения.
— Твоя мама… она на меня рассердилась. Я совершил несколько ошибок, и… э-э…
— Этой весной вы разъехались, — сказала Натали тусклым голосом, не глядя на Блейка.
Он поморщился:
— Это была лишь небольшая размолвка, вот и все. А теперь все будет хорошо.
— Правда? Тебе что, в мое отсутствие сделали операцию по пересадке личности? Или ты вышел на пенсию? Ладно тебе, папа, как все у вас может быть хорошо? Ты же так не любишь быть дома, с нами.
Блейк нахмурился, глядя на строгий профиль дочери, — как странно она с ним разговаривает…
— Это неправда.
— Правда, правда. Вот почему я совсем ничего о тебе не помню до того времени, когда я пошла в среднюю школу.
Блейк глубже вжался в сиденье. Может быть, поэтому он и проводил так много времени вне дома — Энни и Натали умели дать ему почувствовать себя виноватым.
— Натали, все будет отлично, вот увидишь. Твоя мама… у нее будет ребенок.
— Ребенок? — охнула Натали. — О боже, как она могла мне об этом не рассказать! — Натали рассмеялась. — Поверить не могу, ну и новость!
— Это правда. В этот раз она должна соблюдать постельный режим, как тогда, когда она ждала Эдриена. И ей понадобится наша помощь.
— Наша?
Это все, что Натали сказала. Блейк был рад, что она не затронула тему их развода, но через некоторое время ее молчание стало действовать ему на нервы. Он все думал об этой нелепой фразе: «Я совсем ничего о тебе не помню». Он гнал эту мысль, но она все время возвращалась. Он смотрел в окно и вспоминал всю свою жизнь. Много лет назад, когда Натали была круглолицей малышкой, которая непрестанно болтала, их отношения были другими. Она смотрела на него с обожанием. Но на каком-то этапе своей жизни она перестала думать, что он вешает луну на небо, и он это допустил, но теперь и сам не мог вспомнить, была ли у него на то причина. Он всегда был чертовски занят, у него никогда не было для нее времени, в этом она определенно права. Но это была работа Энни — материнство, и она выполняла ее так легко, без усилий, что Блейк решил для себя, что в нем нет необходимости. Его делом было приносить в дом деньги. А к тому времени, когда он понял, что его дочь перестала обращаться к нему со своими проблемами — например, когда у нее шатался зуб или потерялся плюшевый мишка, — было уже поздно. Тогда он уже почти не знал свою дочь. Казалось, только что она была беззубым карапузом, и вдруг она идет в торговый центр с компанией девочек, которых он не знает.
Думая об этом сейчас, Блейк с грустью осознал, что у него тоже чертовски мало воспоминаний о ней. Отдельные моменты — да, картины в его сознании — да, но четкие, ясные воспоминания о времени, проведенном вместе, почти начисто отсутствовали.
Сначала Энни услышала вопль:
— Мааааам!!!
Она села в кровати и взбила подушки, подложенные под спину.
— Нана, я здесь.
Натали влетела в спальню. Смеясь, она прыгнула на широкую кровать и обняла Энни. Блейк вошел чуть позже и остановился рядом с кроватью. Наконец Натали отстранилась, ее большие голубые глаза были полны слез, но она во весь рот широко улыбалась.
Энни смотрела на дочь и не могла насмотреться.
— Ах, Нана, как я по тебе скучала, — прошептала она.
Натали наклонила голову набок и критически оглядела мать.
— Что случилось с твоими волосами?
— Я подстриглась.
— Прическа просто потрясающая. Мы могли бы быть сестрами. — На лице Натали появилось выражение шутливого ужаса. — Надеюсь, это не означает, что ты собираешься вместе со мной отправиться в колледж?
