Он подобрал свою сумку, жестом показывая, чтобы Хедли продолжала звонить, а затем ткнул большим пальцем в сторону выхода на посадку. Хедли только открыла рот — сказать, что почти закончила, но Оливер уже исчез, и она торопливо договорила свое послание.
— В общем, завтра позвоню, как только прибудем, — произнесла она в микрофон чуть дрожащим голосом. — И еще, мам… ты меня прости, ладно? Я не хотела…
Вернувшись к выходу, Хедли поискала в толпе синюю рубашку Оливера, но его нигде не было видно. Ждать в толчее не хотелось, и Хедли свернула в туалет, а потом начала бродить по сувенирным лавчонкам, книжным и газетным киоскам, пока не объявили посадку.
Стоя в очереди, Хедли от усталости даже волноваться больше не могла. Кажется, она уже несколько дней обитала в аэропорту, а впереди еще столько испытаний: теснота в салоне, паническое ощущение замкнутого пространства. Дальше — свадьба, знакомство с Шарлоттой и первая, больше чем за год, встреча с отцом. Хочется только одного: надеть наушники, закрыть глаза и уснуть. Мчаться с невероятной скоростью через океан без всякого усилия со своей стороны — это почти чудо.
Она предъявила билет, и стюард, улыбаясь в усы, неожиданно спросил:
— Боитесь полета?
Хедли заставила себя разжать кулачок, до побелевших костяшек стиснувший ручку чемодана, и жалобно улыбнулась:
— Боюсь приземления.
И все‑таки вошла в самолет.
4
21:58
по Североамериканскому восточному времени
02:58
по Гринвичу
Когда Оливер появился в проходе между кресел, Хедли уже сидела на своем месте у окна; ремень безопасности пристегнут, чемодан надежно устроен на багажной полке. Последние семь минут Хедли старательно делала вид, что и думать не думает о новом знакомом, — считала самолеты за иллюминатором и рассматривала узор на спинке переднего сиденья. А на самом деле она просто ждала, когда появится Оливер, и, когда он наконец подошел, внезапно покраснела без всякой видимой причины. Просто оттого, что он стоит над ней со своей кривоватой улыбкой. Когда он рядом, с ней творится что‑то странное, словно электрический ток пробегает по телу. Она невольно подумала: чувствует ли он то же самое?
— Я тебя потерял, — сказал он.
Хедли молча кивнула, радуясь, что снова нашлась. Оливер забросил сумку на полку и втиснулся на среднее сиденье, рядом с Хедли, кое‑как уместившись между немилосердно жесткими ручками кресла и еле пристроив в тесном пространстве свои длинные ноги.
Хедли покосилась на него — в висках ее застучало от внезапной близости, от того, как непринужденно он подсел к ней вплотную.
— Потом пересяду, — сообщил он, откидываясь на спинку. — Когда владелец места придет.
Хедли поймала себя на том, что мысленно уже составляет рассказ для подруг: как она познакомилась в самолете с симпатичным парнем, у него потрясающий акцент, и они всю дорогу проболтали. Одновременно более практичная часть сознания Хедли тревожилась о том, как она явится завтра, не выспавшись, на отцовскую свадьбу. Ясно же, что она глаз не сомкнет рядом с ним! Оливер то и дело задевал ее локтем, колени их почти соприкасались. От него головокружительно хорошо пахло — чудесная мальчишеская смесь дезодоранта и шампуня.
Он вытащил из кармана горсть мелочи и, порывшись, выудил леденец в замусоленной обертке. И, сперва предложив его Хедли, забросил к себе в рот.
— Сколько ему лет? — спросила Хедли, морща нос.
— Немерено! По‑моему, я его прихватил, еще когда в прошлый раз приезжал домой.
— Дай угадаю! В то время ты изучал воздействие сахара на человеческий организм?
Оливер усмехнулся:
— Вроде того.
— А на самом деле чем ты занимаешься?
— Секретными исследованиями, — ответил он с глубокой серьезностью. — Если разболтаю, мне придется тебя убить, а не хочется. Ты славная.
— Ну, спасибо! Хотя бы специальность можешь назвать? Или это тоже секретная информация?
— Скорее всего, психология, хотя я еще не решил окончательно.
— Ага, — откликнулась Хедли. — Понятно теперь, откуда эти игры разума.
Оливер засмеялся:
— По‑твоему — игры, а по‑моему — научная работа.
— Видимо, надо мне думать, что говорю, раз ты меня постоянно изучаешь.
— Точно, — согласился он. — Я за тобой наблюдаю.
— И как?
Оливер криво ухмыльнулся:
— Пока еще рано делать выводы.
Пожилая женщина, остановившись напротив их ряда и близоруко щурясь, начала разглядывать свой билет. Платье в цветочек, сквозь реденькие белые волосы просвечивает розовая кожа. Чуть дрожащей рукой она указала на номер над сиденьем.
— Кажется, это мое место, — сказала старушка, теребя билет большим пальцем.
Оливер вскочил и стукнулся головой о вентиляционную панель.
— Извините! — Он попытался протиснуться в проход, но сделать это в такой тесноте оказалось делом непростым. — Я только на минутку присел.
Старушка внимательно взглянула на Оливера, затем перевела взгляд на Хедли — в ее слезящихся глазках читалось понимание, а в уголках век собрались веселые морщинки.
— Ах! — Она чуть слышно хлопнула в ладоши и бросила сумочку на третье сиденье. — Я не знала, что вы вместе! Сидите, сидите, я и с краешка отлично устроюсь.
Оливер явно пытался сдержать смех, а Хедли начала мучить совесть: ведь из‑за нее он потерял хорошее место. Кому охота семь часов торчать в середине ряда? Но старушка уже опустилась на сиденье, обтянутое грубой тканью, и Оливер ободряюще улыбнулся Хедли. У нее невольно полегчало на душе. Если честно, она и представить себе не могла, как иначе бы выдержала перелет. Вместе лететь через океан и чтобы кто‑то сидел между ними — это же настоящее мучение!
Старушка, порывшись в сумочке, извлекла на свет беруши.
— Ну расскажите, как вы познакомились?
Ребята быстро переглянулись.
— Хотите верьте, хотите нет, мы встретились в аэропорту, — ответил Оливер.
— Чудесно! — начала она восторженно. — И как же это случилось?
— Ну, просто… — Оливер выпрямился в кресле. — Я, видите ли, проявил любезность и предложил девушке помочь нести чемодан. Мы разговорились, а там слово за слово…
Хедли широко улыбнулась:
— Так он с тех пор и таскает за мной чемодан!
— Так поступил бы всякий истинный джентльмен, — с наигранной скромностью произнес Оливер.
— И всякий галантный кавалер.
Старушка просто сияла, кожа на ее лице собралась мелкими складочками.
