— У меня что, на лице что‑нибудь не то? — не выдержал наконец папа.
— Нет, я просто беспокоюсь, все ли у вас хорошо, — призналась Шарлотта. — После того как вы поссорились на танцполе.
— Разве это было похоже на ссору? — улыбнулся папа. — А предполагалось, что это вальс. Может, я сбился с такта?
— Да он мне раз десять ноги отдавил! — поморщилась Хедли. — А так у нас все в порядке.
— Не больше двух раз! — притворно возмутился папа.
— Прости, дорогой, но тут я вынуждена поддержать Хедли! Мои бедные оттоптанные ножки говорят сами за себя.
— Мы женаты всего несколько часов, а ты уже со мной споришь?
— Даю слово, я буду спорить с тобой, пока смерть нас не разлучит!
На другом конце стола Вайолет начала легонько позвякивать ложечкой по бокалу. Ее поддержали другие гости, и папа с Шарлоттой вновь склонились друг к другу для поцелуя и остановились, только заметив, что позади них мнется официант, дожидаясь, когда можно будет забрать тарелки.
Хедли отодвинула свой стул и наклонилась за сумочкой.
— Я, наверное, пойду подышу воздухом.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — тут же спросила Шарлотта.
Монти подмигнул ей из‑за бокала с шампанским, словно намекая: предупреждал, мол, не увлекайся спиртным.
— Все нормально, — быстро ответила Хедли. — Через пару минут вернусь.
Папа, откинувшись на спинку стула, многозначительно улыбнулся:
— Передавай маме от меня привет!
— Что?
Он кивнул на сумочку.
— Скажи: я передаю привет.
Хедли смущенно улыбнулась — надо же, как легко ее разоблачили…
— Ага, я еще не растерял родительское чутье, — проговорил папа.
— Не воображай, что ты такой ужасно умный! — передразнила его Хедли и, обращаясь к Шарлотте, прибавила: — Наверняка у вас получится лучше.
Папа обнял жену за плечи и поцеловал ее в макушку.
— Не сомневаюсь!
Уходя, Хедли услышала, как папа принялся рассказывать гостям разные истории из детства своей дочери и то, как он всегда успевал прийти на помощь в нужный момент. Заметив, что она оглянулась, папа прервал свой рассказ на полуслове и подмигнул ей. Его руки были широко разведены в стороны — видимо, он наглядно показывал величину какой‑нибудь рыбины, или расстояние до края поля, или еще какую‑нибудь подробность очередной притчи из прошлого.
Оказавшись за дверью, Хедли на минутку прислонилась к стене. Она словно вынырнула из сновидения. Рядом ходили люди в джинсах и кроссовках, а у нее в ушах все еще звучала музыка, и от этого мир вокруг казался слишком ярким и чуточку нереальным. Хедли вышла через вращающуюся дверь на улицу и глубоко вдохнула прохладный воздух, наслаждаясь поднявшимся ветерком.
Каменная лестница перед отелем выглядела до смешного пафосной, будто вход в музей. Хедли отошла в сторонку и попыталась найти место, где можно было бы присесть. Только теперь она заметила, что ее ноги вот‑вот отвалятся, а в голове пульсирует боль. Все тело налилось свинцовой тяжестью. Хедли уже не помнила, когда в последний раз спала. Она попробовала сообразить, который сейчас час в Коннектикуте, но цифры на часах расплывались, а мозги отказывались работать.
В мобильнике высветилось новое сообщение от мамы. У нее радостно замерло сердце. Такое чувство, как будто они были в разлуке не один день, а гораздо дольше. Не важно, утро дома или вечер… Хедли набрала номер и, зажмурившись, выслушала протяжные гудки.
— Ну наконец‑то! — раздался в трубке мамин голос. — Просто какие‑то телефонные кошки‑мышки.
— Мам, — прошептала Хедли, опираясь лбом на руку. — Скажешь тоже!
— Так хотелось с тобой поговорить! Я ужасно соскучилась, — проговорила мама. — Как ты? Который у вас час? Как там? Хедли глубоко вздохнула и вытерла нос.
— Мам, прости, что я тебе всякого наговорила. Когда уезжала.
— Ничего, — ответила мама после секундной паузы. — Я знаю, что ты на самом деле так не думаешь.
— Не думаю!
— И знаешь, я тут поразмыслила…
— Да?
— Зря я тебя заставила туда поехать. Ты уже не маленькая, можешь сама принимать решения. Не надо было мне тебя уговаривать.
— Нет, мам, я рада, что ты меня уговорила. Как ни странно… получилось нормально.
Мама, негромко присвистнув, произнесла:
— Правда? А я была уверена, что ты захочешь вернуться раньше, чем мы договаривались.
— Я тоже, — ответила Хедли. — А все оказалось не так уж и плохо.
— Расскажешь?
— Расскажу, — проговорила Хедли, яростно сражаясь с зевотой. — Только день был такой длинный…
— Надо думать! Скажи пока одно: как платье?
— Мое или Шарлотты?
— Ого! — засмеялась мама. — Значит, она от «той англичанки» доросла до «Шарлотты»?
Хедли улыбнулась:
— Вроде того. Вообще‑то она хорошая. И платье красивое.
— С папой у тебя как? Все наладилось?
— Поначалу были кое‑какие трения, но сейчас все нормально. Наверное, даже хорошо.
— А что случилось поначалу?
— Это тоже долгая история. Я тут исчезала ненадолго.
— Ушла от них?
— Так получилось.
— Представляю, как обрадовался папа. А куда ты ходила?
Хедли закрыла глаза, вспоминая папины слова про Шарлотту, которая специально говорит о чем‑нибудь, чтобы это сбылось.
— Я тут в самолете познакомилась с одним мальчиком.
Мама засмеялась:
— Вот это уже другой разговор!
— Я ходила к нему, только получилось все ужасно, и я его больше никогда не увижу.
В трубке — тишина, а потом снова раздался мамин голос, только теперь он звучал мягче.
— Ничего нельзя знать заранее, — сказала она. — Посмотри на нас с Харрисоном. Сколько я ему нервы мотала, а он все равно каждый раз возвращается. И я не хочу, чтобы было иначе.
— Тут немножко другое.
— Не терпится все услышать, как только ты вернешься.
— Завтра.
— Ну да. Мы с Харрисоном заберем тебя. Там, где получают багаж.
— Как потерянный носок.
— Ах, солнышко! — засмеялась мама. — Скорее уж целый чемодан. И ты не потерялась.
Хедли прошептала:
— А если потерялась?
— Значит, найдешься, нужно только подождать.
Телефон издал двойной писк, и Хедли, вздрогнув, на мгновение отринулась от него, а потом снова поднесла к уху, произнеся:
