— Привет, Элли.
— Простите, — моргает она, быстро прокручивая в голове список недавних знакомых и не находя совпадений, — мы знакомы?
— В некотором роде. Меня зовут Джессика.
Джессика? Красивая стрижка. Изящные ноги. Немного усталый вид. Свежий загар. И тут до Элли доходит: ну конечно Джессика! Джесс…
— Я решила, что, возможно, ты слышала мое имя, — продолжает довольная произведенным впечатлением женщина. — А вот смотреть на меня тебе вряд ли хотелось, правда? Тебе вообще не хотелось обо мне думать. Полагаю, наличие у Джона жены доставляло некоторые неудобства.
Элли теряет дар речи. Краем глаза она замечает, как люди за соседними столиками начинают коситься на них, почувствовав, что за пятнадцатым столиком происходит что-то странное.
Джессика Армор листает сообщения на до боли знакомом Элли мобильном телефоне, а потом читает вслух:
— «Сегодня странно себя чувствую. Приезжай. Уж не знаю, что ты придумаешь, но приезжай — не пожалеешь. Обещаю». А, вот еще одно: «Надо писать интервью с женой члена парламента, а я не могу думать ни о чем, кроме вторника. Плохой мальчик!» А это мое любимое: «Заходила в „Агент-провокатор“. Фото прилагается», — произносит Джессика с плохо скрываемым гневом. — Да, с этим сложно соперничать, когда у тебя на руках двое больных детей, а дома постоянный ремонт. Но я помню этот день — вторник, двенадцатое число. Он принес мне букет цветов в качестве извинения за опоздание.
Элли открывает рот, но не может произнести ни слова. По спине бегут мурашки.
— Я прочитала вашу переписку, пока мы были в отпуске. Мне стало интересно, кому это он звонил из бара, и тут я увидела твое сообщение: Пожалуйста, позвони мне. Всего один раз. Нужно услышать твой голос. Цел. Как трогательно! — грустно смеется Джесс. — Джон думает, что телефон украли.
Элли хочется спрятаться под столом, исчезнуть, просто взять — и испариться.
— Надеюсь, ты останешься одна и будешь глубоко несчастна. Хотя нет, Элли Хоуорт, надеюсь, у тебя когда-нибудь будут дети. И тогда ты узнаешь, что такое уязвимость. Как это: постоянно сражаться и быть начеку, чтобы у твоих детей был отец. Подумай об этом, когда в следующий раз соберешься купить прозрачное нижнее белье, чтобы развлечь моего мужа! — почти кричит Джессика Армор, а потом встает, проходит между столиков и выходит на улицу.
По ресторану проносится шепоток, но у Элли так звенит в ушах, что она этого не замечает. Щеки горят, руки дрожат, но она все-таки подзывает официанта, несет какую-то ахинею насчет того, что ей придется срочно уйти, голос срывается, и наконец она в отчаянии коротко говорит:
— Счет, пожалуйста.
— Не нужно, мадам, — сочувственно улыбается ей официант и показывает на дверь. — Та леди за вас заплатила.
Элли возвращается в офис, не замечая ни машин на проезжей части, ни толкающихся на тротуаре прохожих, ни с укором смотрящих ей вслед продавцов «Биг исью».
[30]
Ей хочется поскорее оказаться дома и запереть за собой дверь, но ситуация на работе и так оставляет желать лучшего, поэтому домой ей нельзя. Элли идет через офис, ловя взгляды сотрудников и убеждаясь в том, что все видят ее позор, видят то, что увидела Джессика Армор, как будто вся эта история у нее на лбу написана.
— Ты в порядке, Элли? Такая бледная, — выглядывает из-за своего монитора Руперт, и Элли замечает, что к его монитору сзади приклеен стикер с надписью «Сжечь!»
— Голова болит, — сдавленно отвечает она.
— У Терри есть таблетки от всего, что можно. Спроси у нее, — советует он и снова скрывается за монитором.
Элли садится за стол, включает компьютер и проверяет почту. Ну конечно, вот:
Потерял телефон. Куплю новый в обед. Скину тебе новый номер. Цел. Д.
Письмо пришло, когда она брала интервью у Дженнифер Стерлинг. Элли прикрывает глаза и снова видит картинку, которая не дает ей покоя уже битый час: напряженное лицо Джессики Армор, ужасающий взгляд, волосы, колыхающиеся около лица, пока та говорила. Как будто они наэлектризовались от ее гнева и боли. «Если бы я увидела эту женщину при других обстоятельствах, она бы мне, наверное, понравилась, возможно, я бы даже захотела дружить с ней…» Элли открывает глаза и смотрит на экран. Ей неприятно видеть письмо Джона, неприятно видеть, кем она для него является. Она словно проснулась от очень похожего на реальность сна, который длился целый год, и прекрасно понимает масштабы совершенной ошибки. Не колеблясь, Элли удаляет письмо.
— Держи. — Руперт ставит на ее стол чашку чая. — Может, тебе станет получше.
Руперт никогда никому не приносит чай. Остальные журналисты всегда засекают, через какое время Руперт встанет, если его о чем-нибудь попросить, — и он никогда их не разочаровывал. Элли даже не знает: то ли она тронута, то ли боится, что он все поймет.
— Спасибо, — благодарит она и берет чашку.
Руперт уходит за свой стол, и тут она замечает еще одно новое письмо — от Филлипа О’Хара. Сердце замирает, и на секунду Элли забывает даже о перенесенном только что унижении. Она открывает письмо. Действительно, оно от того самого Филлипа О’Хара, который работает в «Таймс».
Привет! Немного удивлен Вашим письмом. Можете мне перезвонить?
Элли вытирает глаза. Работа, говорит она себе, — вот ответ на все вопросы. Теперь у нее осталась только работа. Она узнает, что случилось с любовником Дженнифер, и та простит ее за то, что она собирается сделать. Так надо.
Элли набирает указанный в письме номер, и после двух гудков к телефону подходит мужчина. На заднем фоне слышен знакомый, типичный для редакции шум.
— Здравствуйте, — уверенно произносит она. — Это Элли Хоуорт. Вы мне писали.
— Ах да, Элли Хоуорт. Подождите минутку.
Ему, наверное, лет сорок, по голосу похож на Джона. Нет-нет, а вот об этом думать нельзя, уговаривает себя Элли. На другом конце провода раздается приглушенный разговор, а потом Филлип убирает руку от трубки и извиняется:
— Простите, сроки поджимают. Спасибо, что перезвонили. Я просто хотел кое-что у вас уточнить: где вы работаете? В «Нэйшн»?
— Да, — хрипло отвечает она. — Но заверяю вас, что не буду использовать его имя в статье, над которой работаю. Я действительно хочу узнать, что с ним стало, потому что одна его знакомая…
— Вы правда работаете в «Нэйшн»?
— Да.
— И хотите узнать, что стало с моим отцом?
— Ну да, — обескураженно подтверждает она.
— А вы журналистка?
— Простите, я не совсем понимаю. Да, как и вы, я журналистка. Вы хотите сказать, что не можете предоставлять какую-либо информацию конкурентам? Я же сказала…
— Энтони О’Хара — мой отец.
