Они поднимаются на вершину, откуда открывается прекрасный вид на северную часть Лондона. Глубоко дыша, они смотрят на далекий горизонт, прислушиваются к едва доносящемуся шуму машин, крикам хозяев, выгуливающих собак, и возгласам расшалившихся детей.
— А можно еще один вопрос: почему вы так и не закрыли абонентский ящик?
— Думаю, вы сочтете это глупостью, — немного подумав, отвечает Дженнифер, облокачиваясь на железную скамейку, — но мы дважды потеряли друг друга — разошлись всего на несколько часов. Я чувствовала, что просто обязана использовать любой шанс. Думаю, закрыть этот абонентский ящик для меня было бы равносильно признанию того, что все и правда закончилось, — пожимает плечами она. — Каждый год я говорю себе — хватит. Время проходит мимо, а я даже не замечаю. Но я так и не смогла сделать это. Наверное, убедила себя, что это всего лишь невинная слабость.
— То есть на этом все и закончилось? На его последнем письме? — спрашивает Элли, показывая рукой куда-то в сторону Сент-Джонс-Вуд. — Он вам больше не писал? Но как же вы выдержали неизвестность? Вы же так точно и не узнали, что с ним стало.
— На мой взгляд, было два варианта: он мог умереть в Конго, но об этом я не хотела даже думать. Или, что более вероятно, он очень сильно обиделся на меня, решил, что я никогда не уйду от мужа, что мне наплевать на его чувства. Думаю, ему пришлось очень нелегко, когда он пытался вычеркнуть меня из своей жизни во второй раз. К сожалению, тогда я даже не понимала, насколько нелегко… а потом стало уже слишком поздно.
— Вы никогда не пытались найти его? Нанять частного детектива? Дать объявление в газету?
— Ну что вы, я бы не стала. Если бы он захотел, то сам бы узнал. Я должна была уважать его чувства, — отвечает Дженнифер, грустно взглянув на Элли. — Знаете, нельзя заставить человека снова полюбить тебя, как бы тебе этого ни хотелось. К сожалению, иногда для этого уже слишком… слишком поздно.
Здесь, наверху, довольно ветрено. Ветер находит любую щель, задувает за воротник, поэтому Элли поглубже засовывает руки в карманы и спрашивает:
— А что бы с вами случилось, если бы он снова нашел вас?
Впервые за весь разговор у Дженнифер Стерлинг на глаза наворачиваются слезы. Она смотрит вдаль и, едва заметно качая головой, отвечает:
— Знаете, сердца разбиваются не только по молодости, — а потом начинает медленно спускаться вниз, чтобы Элли не видела ее лица, но у нее все равно сердце кровью обливается. — Элли, я давно усвоила один важный урок: «если бы» — это очень опасная игра.
Давай встретимся. Цел. Д.
Может, позвонишь? Цел.
Мне нужно о многом тебе рассказать. Надо увидеться.
«Персивальс» на Дерри-стрит. Завтра в час. Цел. Д.
«Персивальс»? Это на тебя непохоже.
Ну и? Я последнее время сам себя удивляю. Цел. Д.
Элли сидит за столиком, покрытым льняной скатертью, просматривает записи, которые успела на скорую руку сделать в метро, в глубине души понимая, что не сможет написать об этой истории, а если не напишет, то ее карьере в «Нэйшн» — конец. Дважды за последние сутки ей приходило в голову отдаться на милость пожилой дамы, все ей объяснить и на коленях умолять дать разрешение написать о ее несчастной любви. Но оба раза у нее перед глазами вставало лицо Дженнифер Стерлинг, а в ушах звучали ее слова: «Знаете, сердца разбиваются не только по молодости».
Перед Элли стоит белая фарфоровая тарелка с блестящими оливками, но у нее совершенно нет аппетита. Если она не напишет эту статью, Мелисса ее уволит. Если напишет, то Элли не уверена, сможет ли она работать как раньше, да и вообще жить с чистой совестью. Ну почему же рядом нет Рори? Ей так надо поговорить с ним, он бы наверняка подсказал, что делать. Возможно, его вариант ей бы не понравился, но он был бы правильный. Мысли сменяют друг друга с бешеной скоростью, аргументы «за» — и тут же аргументы «против». «Возможно, Дженнифер Стерлинг даже не читает „Нэйшн“. Возможно, она никогда не узнает, что ты сделала. Мелисса ищет предлог убрать тебя из редакции. Вообще-то, у тебя просто нет выбора».
А потом она слышит язвительный голос Рори: «Нет выбора? Да ладно!»
У нее сводит живот. Хотя Элли уже и не помнит, когда она ощущала себя по-другому. И тут в голову приходит новая идея: а что, если она узнает, что случилось с Энтони О’Хара? Тогда Дженнифер наверняка простит ее. Сначала она будет расстроена, но потом, конечно же, поймет, какой подарок сделала ей Элли. Вот и ответ. Она найдет его! Даже если на поиски уйдет десять лет, она обязательно узнает, что с ним стало. Элли хватается за эту ненадежную соломинку, и ей становится немного лучше.
Буду через пять минут. Ты там? Цел. Д.
Да. Первый этаж. Вино остывает. Цел. Э.
Элли непроизвольно поправляет волосы. Она так и не поняла, почему Джон отказался просто приехать к ней домой. Раньше он всегда предпочитал этот вариант — как будто не мог нормально разговаривать с ней и смотреть в глаза, пока не избавится от накопившегося напряжения. Сначала такое внимание льстило ей, а потом стало раздражать. Элли сидит и думает о том, неужели это свидание в ресторане связано с тем, что больше они не станут скрывать свои отношения. Все так резко изменилось. Возможно, Джон таким образом хочет закрепить их новый статус. Дрожа от волнения, Элли разглядывает дорого одетых посетителей ресторана.
В семь утра Элли позвонила Ники, благодаря Бога за то, что у нее есть подруги, которые понимают: неотложная любовная помощь — достаточное оправдание для столь раннего звонка.
— К чему такая суета? — спросила Ники. — Ты же получила что хотела, разве нет?
— Ну да, я знаю… просто…
— Ты уже не уверена, что ты этого хочешь.
— Да нет! — крикнула Элли в трубку. — Конечно хочу. Просто все так быстро меняется, что у меня в голове не укладывается.
— А придется уложить. Вдруг он заявится в ресторан с двумя чемоданами и парочкой орущих детей под мышкой? — заявляет Ники и хохочет, довольная собственной шуткой.
Похоже, Ники так и не простила ее за то, что «она устроила» с Рори. Все время повторяет: «Этот твой Рори был ничего. С таким парнем я сходила бы в паб». Читай: Ники ни за какие коврижки не пойдет в паб с Джоном. Она никогда не простит ему, что он из того типа мужчин, которые могут изменить собственной жене.
Элли смотрит на часы, а потом просит официанта принести второй бокал вина. Джон опаздывает уже на двадцать минут. Раньше Элли пришла бы в тихое бешенство, но сейчас она безумно волнуется и боится, как бы ее не стошнило от одного его вида — вот такой нетривиальный способ сказать: «Здравствуй, любимый!» Подняв глаза, Элли обнаруживает, что к ней за столик подсела какая-то женщина.
Сначала Элли решает, что это официантка, и не может понять, где ее вино. Потом замечает, что на женщине темно-синее пальто, а не униформа ресторана, к тому же она смотрит на нее чересчур пристально, как будто собирается что-то сказать.
