Пройдя по широкому бульвару, Элли подходит к окутанному серой дымкой большому многоквартирному дому, поднимается по лестнице, нажимает кнопку вызова рядом с номером восемь и ждет ответа, нетерпеливо переминаясь с одной промокшей ноги на другую. Как хорошо, что Дженнифер Стерлинг предложила встретиться именно сегодня: одна мысль о том, что ей предстоит провести всю субботу без работы и без друзей, у которых неожиданно оказалась куча дел, приводила ее в ужас… да еще эта веснушчатая рука.
— Кто там? — спрашивает звонкий голос, совсем не такой пожилой, как она предполагала.
— Элли Хоуорт, я насчет писем.
— А, заходите. Четвертый этаж. Лифта, возможно, придется подождать — ползет как черепаха.
В таких домах Элли бывает крайне редко, а в этом районе оказалась вообще впервые. Большинство ее друзей живут в новостройках, где квартиры с маленькими комнатками и подземные парковки, или в таунхаусах, приютившихся между коттеджами в викторианском стиле. В отличие от них Дженнифер Стерлинг живет в старом, богатом районе, неподвластном веяниям моды. «Пожилая аристократка» — вот как назвал бы ее Джон, с улыбкой думает Элли.
В холле лежит темно-бирюзовый ковер — цвет из прошлого века. Элли поднимается по четырем мраморным ступенькам, держась за латунные перила, покрытые глубокой патиной от постоянной полировки. Да, непохоже на район, в котором расположен ее дом. Там подъезды вечно завалены никому не нужной почтой и брошенными на произвол судьбы велосипедами.
Лифт, поскрипывая и потрескивая, чинно движется на четвертый этаж, и вот Элли ступает на выложенный кафелем пол и видит в конце коридора открытую дверь.
Впоследствии она не может толком вспомнить, что ожидала увидеть: пухленькую старушку с блестящими глазами, закутанную в уютную шаль, в чьем доме полно фарфоровых статуэток. Но Дженнифер Стерлинг совсем другая: ей далеко за шестьдесят, стройная, с прекрасной осанкой — возраст выдают лишь седые волосы, стрижка боб с косым пробором. На ней темно-синий кашемировый свитер, шерстяной пиджак с ремнем и идеально сидящие брюки — купленные скорее в «Дрис ван Нотен», чем в «Маркс энд Спенсер». На шее повязан изумруднозеленый шарф.
— Мисс Хоуорт? — спрашивает женщина, оглядев Элли с ног до головы, словно убеждаясь, стоит ли произносить ее имя.
— Да, — протягивает руку она, — пожалуйста, зовите меня Элли.
— Проходите, — немного расслабившись, произносит женщина, видимо, первую проверку Элли все-таки прошла. — Долго добирались?
Элли входит в квартиру и обнаруживает, что ее ожидания снова не оправдались: о фарфоровых зверюшках не может быть и речи. В огромной светлой комнате очень мало мебели. На светлом паркете лежит пара больших персидских ковров, по обе стороны от стеклянного кофейного столика стоят два больших кресла с узорчатой обивкой. Другие предметы мебели эклектичны и изысканны: недешевый современный стул — наверняка от какого-нибудь датского дизайнера, старинный столик, инкрустированный ореховым деревом. Фотографии семейные и маленьких детей.
— Как у вас красиво! — восхищенно произносит Элли.
Вообще-то, ее никогда не интересовал интерьерный дизайн, но сейчас она вдруг поняла, что знает, как ей хотелось бы жить.
— Да, неплохая квартира, правда? Я переехала сюда… в шестьдесят восьмом, кажется. Тогда это был старый, заброшенный район, но я подумала, что моей дочери здесь будет гораздо лучше, чем в центре. Из того окна виден Риджентс-парк. Позвольте ваше пальто? Хотите чашечку кофе? Вы, кажется, жутко промокли.
Элли благодарно кивает, и пока Дженнифер Стерлинг возится на кухне, успевает заметить на стенах нежно-кремового цвета несколько больших картин современных художников. Дженнифер входит в комнату Элли смотрит на нее и начинает понимать, как той удалось вызвать такую страсть у неизвестного автора писем.
На одной из фотографий на столике изображена поразительно красивая молодая женщина — портрет в стиле Сесила Битона.
[23]
На другой — она же, несколько лет спустя, смотрит на новорожденного со смесью усталости, восхищения и благоговения на лице, столь типичной для молодых мам, — она только что родила, но волосы тем не менее идеально уложены.
— Спасибо, что не поленились приехать ко мне. Признаюсь, ваше письмо меня заинтриговало, — начинает беседу Дженнифер Стерлинг, ставя перед Элли чашечку с кофе и садясь напротив.
Хозяйка помешивает кофе серебряной ложечкой, украшенной маленьким красным зернышком кофе, покрытым эмалью. Господи, думает Элли, да у нее талия тоньше моей.
— Мне очень любопытно, что это за письма. Я уже давно не выбрасываю бумаги, не пропустив их через шреддер.
[24]
Мой бухгалтер подарил мне этот адский прибор на прошлое Рождество.
— Ну, вообще-то, письма нашла не я, а мой друг: он разбирал бумаги в архиве газеты «Нэйшн» и нашел там одну папку, — начинает Элли, замечая, что Дженнифер изменилась в лице, — а там оказались эти письма. Я послала бы их вам по почте, но… Но я не знала, нужны ли они вам.
Элли аккуратно достает из сумки пластиковый конверт с тремя любовными письмами и отдает его миссис Стерлинг, пристально наблюдая за ней. Дженнифер с благоговением берет письма в руки и долго молчит. Элли чувствует себя не в своей тарелке, делает глоток кофе и почему-то отводит взгляд в сторону.
— О да, конечно нужны, — раздается наконец голос Дженнифер. — Предполагаю, вы прочитали их?
Элли поднимает глаза и видит, что Дженнифер не плачет, но на ее лице отражается целая буря чувств.
— Простите, — краснея, отвечает она. — Они лежали в совершенно посторонней папке. Я и не знала, что мне удастся найти их владельца. Они очень красивые, — робко добавляет она.
— Да, это правда. Что ж, Элли Хоуорт, мало кому удается удивить меня в моем-то возрасте, но вам это удалось.
— А вы не собираетесь прочитать их?
— Нет, я и так знаю, что там написано.
Элли уже давно поняла, что самое важное умение для журналиста — знать, когда лучше промолчать. Она молчит, но ей ужасно неловко смотреть на эту пожилую женщину, которая словно исчезла из комнаты, погрузившись в воспоминания.
— Простите, — осторожно говорит она, когда тишина становится совсем невыносимой, — если я расстроила вас. Я не знала, что делать, особенно если учесть, что я понятия не имела, каково…
— …мое семейное положение, — заканчивает за нее Дженнифер с улыбкой, и Элли вновь поражается красоте ее лица. — Очень тактично с вашей стороны, но бояться нечего. Мой муж умер много лет назад. Почему-то взрослые никогда не рассказывают девочкам о том, что мужчины умирают гораздо раньше, — с горечью добавляет она и на секунду умолкает, словно прислушиваясь к звукам дождя и шуму автомобилей за окном. — Скажите мне одну вещь, Элли: зачем вы приложили столько усилий, чтобы вернуть мне эти письма?
