Я говорил серьезно. Я пришел к выводу, что нам остается лишь один выход: кто-то из нас должен решиться на отчаянный шаг. Я правда так думаю…
Я решил согласиться на эту работу. В пятницу в 7.15 вечера я буду стоять на четвертой платформе на вокзале Паддингтон…
— Ну как, Дженни, припоминаешь?
— Да, — прошептала она, пытаясь уследить за стремительно мелькающими в сознании образами.
Темные волосы… Мятый льняной пиджак… Маленький парк, где гуляет множество людей в синей форме…
Бут.
— Ты ведь знаешь его? Вспомнила?
— Да, вспомнила… — пробормотала Дженнифер, пытаясь различить черты лица темноволосого мужчины, — казалось, он так близко.
— Но видимо, ты вспомнила не все.
— Что ты хочешь этим…
— Он умер, Дженнифер. В той аварии. Ты выжила, а твой друг погиб. Смерть наступила практически мгновенно — так сказали полицейские. Так что никто тебя там не ждет. На вокзале Паддингтон никого нет. Тебе некого вспоминать, дорогуша.
Комната закружилась, пол ушел из-под ног. Она слышала голос мужа, но слова не складывались в предложения, не имели смысла.
— Не может быть, — дрожа, сказала она.
— О, боюсь, что может! Если тебе нужны доказательства, могу покопаться в старых газетах — там наверняка об этом писали. По понятным причинам мы с твоими родителями постарались уберечь дело от огласки. Твое имя нигде не упоминается, а вот о его смерти журналисты написали.
— Нет! — закричала она, колотя кулаками в его грудь. — Нет, нет, нет! Я не хочу это слышать.
— Он умер на месте.
— Перестань! Замолчи!
Дженнифер набросилась на Лоренса с дикой, неконтролируемой яростью и закричала. Она слышала свой голос как будто издалека, лишь смутно осознавая, что пытается ударить его кулаком по лицу и в грудь, а потом, в какой-то момент, сильные руки схватили ее за запястья, лишая возможности двигаться.
Муж стоял неподвижно. То, что он сказал, тоже застыло в неподвижности.
Он умер.
Дженнифер обессиленно упала в кресло, и тогда Лоренс отпустил ее.
Ей показалось, что она тысячекратно уменьшилась в размерах, как будто комната увеличилась и поглотила ее. Моя дорогая, единственная моя! Она склонила голову, уставившись в пол, слезы капали с кончика носа на дорогой ковер.
Наконец она подняла голову и взглянула на мужа. Лоренс сидел с закрытыми глазами, не желая смотреть на это отвратительное зрелище.
— Если ты все знал, если ты видел, что я начинаю вспоминать, почему… почему не сказал мне правду?
Лоренс уже отошел, гнев уступил место ощущению полного поражения. Сидя напротив нее, он тихо произнес:
— Потому что надеялся… Когда я понял, что ты ничего не помнишь, я решил, что мы можем оставить это в прошлом. Я надеялся, что мы сможем жить дальше, как будто ничего не случилось.
Моя дорогая, единственная моя!
Мне некуда идти, подумала Дженнифер. Бут мертв. Все это время он был мертв. Она чувствовала себя глупой девчонкой, как будто она все выдумала.
— К тому же я не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой в том, что он умер из-за тебя, — добавил Лоренс после долгой паузы. Она побледнела от внезапно пронзившей ее острой боли. — Что бы ты там ни думала обо мне, Дженнифер, я хотел, чтобы ты была счастлива.
Тикали часы. Впоследствии Дженнифер не могла вспомнить, сколько времени прошло. Часы? Минуты? Лоренс встал, налил себе очередной стакан виски, выпил словно воду, даже не поморщившись, а потом аккуратно поставил бокал на серебряный поднос.
— И что же будет дальше? — безжизненным голосом спросила она.
— Я иду спать. Нет, серьезно, я ужасно устал. — Он развернулся и пошел к двери. — Предлагаю тебе сделать то же самое.
Лоренс ушел, а она еще некоторое время не вставала с кресла, прислушиваясь к его тяжелым от усталости и алкоголя шагам наверху, скрипу кровати. Он лег спать в хозяйской спальне. В ее спальне.
Дженнифер еще раз перечитала письмо. В нем говорилось о будущем, которое ей теперь не суждено прожить. О любви, без которой жизнь казалась невыносимой. Она перечитала слова мужчины, который любил ее больше жизни, а она невольно оказалась причиной его смерти. Наконец ей удалось вспомнить его лицо: оживленное, полное надежды и любви. Дженнифер Стерлинг упала на пол, свернулась клубочком, прижав письмо к груди, и тихо заплакала.
11
Дорогой Д… знаю, я вела себя как полная дура, прости меня. Завтра ты приедешь домой, но меня уже не застанешь. Мы с Дэвидом собираемся пожениться в ***, и ты меня больше никогда не увидишь. В глубине души я все еще люблю тебя, но Дэвида я люблю сильнее.
Прощай, Г.
Женщина — мужчине, в письме
Он увидел их через окно, даже в этот летний вечер запотевшее от пара. Сын сидел за ближайшим к окну столиком и, болтая ногами, читал меню. Он на секунду остановился, разглядывая длинные руки и ноги мальчика и отмечая, что его фигура стала более худощавой и угловатой, ушла детская пухлость. Энтони подумал о том, каким сын станет, когда вырастет, и его сердце сжалось. Держа под мышкой подарок, он вошел в кафе.
Место встречи назначила Кларисса — большое, шумное заведение, официантки одеты в старомодную униформу и белые передники. Она называла его «кондитерской», как будто стесняясь произносить слово «кафе».
— Филлип!
— Папа!
Энтони остановился рядом со столиком, удовлетворенно подумав о том, что мальчик улыбнулся, едва завидев его.
— Кларисса, здравствуй, — спохватился он.
Она выглядела куда менее сердитой, чем обычно, сразу же заметил он. Последние несколько лет Энтони постоянно испытывал чувство вины, глядя на ее вечно напряженное лицо, а теперь она смотрела на него с любопытством: так наблюдают за незнакомцами, от которых не знаешь, чего ожидать, — пристально и с безопасного расстояния.
— Прекрасно выглядишь, — заговорил он.
— Спасибо.
— Как же ты вырос! Господи, мне кажется, ты дюйма на четыре вымахал за эти два месяца.
— За три месяца, — поправила его Кларисса. — Да, в этом возрасте дети быстро растут, — с хорошо знакомым ему легким укором в голосе добавила она, поджав губы.
На мгновение Энтони подумал о губах Дженнифер: кажется, он никогда не видел, чтобы у нее было такое выражение лица, — возможно, она просто от природы не способна на такую гримасу.
— А ты как… нормально? — спросила она, наливая ему чай.
— Более чем, спасибо. Много работаю.
— Как всегда.
— Ну да. Как дела, Филлип? Как в школе? — спросил Энтони, но сын не мог оторваться от меню.
