– В среду или четверг. В среду. Точно.
– Постойте, – нахмурился Артем. – Но ведь
Иванова в тот момент еще была жива.
– Ну, меня спросили, видела ли я эту женщину…
Серафимович то есть. Я все и рассказала.
– Про парня тоже? – уточнила я.
– Конечно. Объяснить же надо было, почему я эту
Серафимович запомнила. Парень к ним так и не подошел. Женщины с вокзала, и он
следом, и вроде как таится.
– Таился, или Иванова все-таки его видела?
– До того, как Серафимович встретила, конечно, видела.
Я же рассказывала. А как встретила, в его сторону даже не смотрела. Она такая
возбужденная была.
– То есть приезду Серафимович она была очень рада?
– Конечно. Я еще подумала, сестры, наверное. Или
подруги, но давно не виделись. И Серафимович вроде как не ожидала, что ее
встретят радостно, вроде настороженная какая-то была. А другая повисла на ней и
все приговаривала: “Ника, солнышко…”
– И все это вы рассказали следователю?
– Ну… менту, что меня спрашивал.
– А фамилию его помните?
– Нет. Зачем мне фамилия? Я и на документы не смотрела.
– Он вас просил составить словесный портрет Ивановой и
этого парня?
– Конечно. Я составила. Полдня потратила, даже голова
разболелась.
Мы переглянулись с Артемом уже в некотором недоумении.
– А почему вы сегодня позвонили?
– Ну, как же. Вчера по телику в новостях две фотографии
показали. Мы-то сколько мучились, но все равно не очень похоже получилось, а
тут обе сразу. Ну, я звонить, что, мол, точно она, Иванова то есть.
– А кому звонили? Милиционер, что с вами беседовал,
телефон оставил?
– Оставил, но я куда-то бумажку засунула. Позвонила 02,
там телефон назвали. Вот и все.
А парня нашли? Боюсь, он не очень похожий получился.
Мы спешно допили кофе и простились с Анной.
– Что за черт, – бросил Артем по дороге к
машине. – Выходит, все это время фоторобот Ивановой был в отделении, а я
об этом знать не знал?
– Ну, такое случается. Артем, сегодня же, сейчас же
звони в Бодайбо, вытряси из тамошних ментов всю душу, но все узнай об этой
Серафимович. Должно быть что-то интересное. Женщина приезжает сюда, ее радостно
встречают, а на следующий день она уже труп. При этом неподалеку маячит парень,
с которым, похоже, встречающая хорошо знакома, но представить его “Нике,
солнышку” не пожелала. У Ивановой имелись веские основания не рассказывать
милиции о своем близком знакомстве с убитой. Ее допрашивали, но она промолчала.
– Допустим, подозревала, что подружку убил тот самый
парень?
– А что? Убил, а вслед за первой жертвой избавился и от
Ивановой. К чему ему свидетель?
– Стоп. Мы уже знаем, Иванову убил другой человек, левша.
– Да помню я. Чего влез, все так складно выходило.
Иванова, испугавшись буйного нрава дружка, поделилась сомнениями с Тюриной, в
результате та даже не успела допить свой чай в подсобке. Короче, найди мне
любовника Ивановой.
– Легко сказать “найди”, – хмыкнул Артем. –
Одного не могу понять, как же так вышло… – Он не договорил и лишь досадливо
бросил: – Вот бардак…
Я пожала плечами, философски заметив:
– А где по-другому?
В отдел мы прибыли минут через двадцать. Вешняков пылал праведным
гневом, а я тихо-скромно устроилась в его кабинете, наблюдая за Сашкой, который
все осторожно обнюхивал. Кабинет был так себе, ничего интересного, и я
заскучала, а когда я скучаю, в голову приходят разные мысли, иногда стоящие.
Вот и сейчас одна такая посетила меня. Я набрала номер мобильника Деда.
– Привет, – сказала я застенчиво. – Ты с
губернатором Иркутска не знаком?
– На что он тебе? – нахмурился Дед. Вот так
всегда, нет бы просто ответил, обязательно свой вопросик ввернет.
– Надо тамошним ментам дать по шапке. Тянут, заразы, с
жизненно важными сведениями.
Я коротенько обрисовала ситуацию, Дед буркнул:
– Хорошо.
А я приободрилась: наябедничаешь, и на душе становится
как-то светлее.
Вернулся Артем, лицо багровое, глаза злые, ясно, нет порядка
в родном отечестве, то бишь в отделе.
– Чем порадуешь? – лучисто улыбнулась я, стараясь
поднять ему настроение. Он ответил весьма эмоционально, попил водички,
отдышался, начал менять окраску с багровой на ярко-розовую и наконец перешел к
изложению.
– Все так, как она сказала, и фоторобот есть, и
показания… Ума только нет.
– У кого? – насторожилась я.
– Короче, парень, что с ней беседовал, в настоящий
момент в командировке, в области. Уехал на следующий день. Сейчас сунулся в его
стол… убил бы, ей-богу.
– А поговорить с ним можно?
– Говорю, он в области.
– Но телефон там есть?
– Черт его знает, – пожал плечами Артем, но
побежал выяснять, вернулся через полчаса, и опять в сильном гневе, выпил два
стакана воды и еще долго сидел, отдуваясь.
– Ну и?.. – поторопила я.
– Говорит, докладывал. А Карпов глаза выпучил: впервые
слышу… борцы за раскрываемость. – Он так горько охнул, что у меня сердце
сжалось: в самом деле страдает. Хотя должен был бы привыкнуть. Левая рука не
знает, что делает правая, а голове вовсе знать ни к чему, чем там руки заняты.
– Ладно, не переживай, – попробовала я утешить
его.
Тут позвонил Дед и коротко сообщил, что в ближайшее время
ответ на запрос будет у меня на столе. Правда, не уточнил, на каком. Стол у
меня есть, и даже не один, в кухне и то несколько. Но как-то не верилось, что
кто-то кинется загружать их бумагами, а в конторе Деда у меня не было не только
стола, но даже кабинета. Терпеть не могу кабинеты, оттого Дед и не настаивал,
чтобы я в нем сидела. А может, просто не желал, чтобы я ему глаза мозолила. Как
только мы выиграли выборы, я в своем кабинете, с его благословения, затеяла
ремонт, который протекал весьма вяло из-за невозможности выбрать подходящие
обои. Другого бы уже призвали к порядку за такие выкрутасы, но меня-то Дед
любил, точнее, хорошо знал, оттого легко уступал в малом, чтобы выиграть в
большом.
Эти размышления ненадолго отвлекли меня, и Артем спросил:
– О чем задумалась?
