Присяжные вновь воззрились на Марию. Какая храбрая девочка!
Мария вновь подобающим образом потупилась.
Молодец, Мария! Умница! «Мария Тереза»… «Домохозяйка»… Жаль, что нельзя живописать перед уважаемыми присяжными, как он ее наставлял в этих как бы незначительных, но очень существенных тонкостях. Все честно, все по правде! — но даже правда и честность могут пропасть втуне, если их не преподнести как должно. Правда, пока что она с ним несколько холодна, но наставлениям следует и тем самым выказывает уважение. Что ж, у них еще не одна встреча впереди, а когда начнется процесс… Но даже и теперь, в этом зале, в суровой обстановке, в строгих стенах суда что-то в ней есть такое… какая-то готовность отбросить все препоны! Ты только помани… только разок мигни…
Спокойно, без нажима, всячески показывая, что он понимает, как это ей должно быть нелегко, Крамер повел ее по цепочке событий того злосчастного вечера. Мак-Кой встретил ее в аэропорту Кеннеди. (Зачем, не важно, это к делу не относится.) Они заблудились, попали в Бронкс. Встревожились. Мистер Мак-Кой ведет машину по левому ряду широкой авеню. Мария замечает справа знак, показывающий дорогу обратно на скоростную трассу. Он внезапно на большой скорости сворачивает вправо. Машина летит прямо на двоих парней, стоящих у бровки тротуара. Он замечает их слишком поздно. Одного задевает, чуть не сбивает второго. Она велит ему остановиться. Он повинуется.
— А теперь, миссис Раскин, будьте так добры, расскажите нам… В тот момент, когда мистер Мак-Кой остановился, машина была на пандусе, ведущем к скоростной трассе, или на самой улице?
— На улице.
— На улице?
— Да.
— А была ли там какая-либо преграда — баррикада или иное препятствие, вынудившее мистера Мак-Коя остановить машину?
— Нет.
— Хорошо, расскажите нам, что произошло потом.
Мистер Мак-Кой вышел посмотреть, что случилось, а она отворила дверцу и оглянулась назад. К машине направлялись двое молодых людей.
— Будьте добры, расскажите нам, что вы почувствовали, когда увидели, что они идут к машине?
— Я испугалась. Я подумала, что они на нас нападут — ну, из-за того, что произошло.
— Из-за того, что мистер Мак-Кой сбил одного из них?
— Да. — Глаза долу: надо понимать, ей стыдно.
— Они вам как-нибудь угрожали — словесно или какими-либо жестами?
— Нет, не угрожали. — Ой, стыдно, стыдно.
— Но вы подумали, что они могут напасть на вас?
— Да. — Этак смиренно.
— А вы, — очень по-доброму, — не объясните нам, почему вы так подумали?
— Потому что мы были в Бронксе и наступил вечер.
Мягкий, отеческий голос:
— А может быть, еще и потому, что те двое молодых людей были негры?
После паузы:
— Да.
— Как вы думаете, мистер Мак-Кой чувствовал то же самое?
— Да.
— Словесно он это как-нибудь выразил?
— Да, выразил.
— Что же он сказал?
— Я точно не помню, но после мы это обсуждали, и он сказал, что это все равно что схватка в джунглях.
— Схватка в джунглях? Двое молодых людей идут к вам после того, как мистер Мак-Кой сбил одного из них машиной, и это все равно что схватка в джунглях?
— Так он сказал. Да.
Крамер помедлил, чтобы дать сказанному хорошенько укорениться.
— Ну ладно. Двое молодых людей идут к машине мистера Мак-Коя. Что вы делали дальше?
— Что я делала?
— Что вы делали — или говорили?
— Я сказала: «Поберегись, Шерман». — Шууман.
Кто-то из присяжных хихикнул.
— Будьте добры, — проговорил Крамер, — повторите это, пожалуйста, миссис Раскин. Повторите то, что вы сказали мистеру Мак-Кою.
— Я сказала: «Поберегись, Шууман».
— А теперь, миссис Раскин… если позволите… У вас не совсем обычный выговор. Вы произносите имя мистера Мак-Коя несколько неотчетливо. Шууман. Я не ошибся?
По ее лицу пробежала виноватая, но достаточно милая улыбка.
— Наверное. Вам лучше судить.
— Тогда еще разок произнесите, как у вас получается. Имя мистера Мак-Коя.
— Шууман.
Крамер обернулся и посмотрел на присяжных. Шууман.
— Хорошо, миссис Раскин, что было дальше?
Она рассказала, как пересела за руль, а Мак-Кой сел на место пассажира, и она рванула с места, чуть не сбив молодого человека, которого едва не задел раньше Мак-Кой. Как только они выехали на скоростную трассу и опасность миновала, она изъявила желание заявить об инциденте в полицию. Но мистер Мак-Кой об этом и слушать не хотел.
— Почему он так противился тому, чтобы заявить?
— Он сказал, что, когда это случилось, машину вел он, значит, ему и решать, а он заявлять не намерен.
— Да, но он должен был привести какую-нибудь причину?
— Он сказал, что это стычка в джунглях и все равно заявлять без толку, а потом он не хочет, чтобы узнал его начальник на работе и жена. Я думаю, он больше беспокоился насчет жены.
— Как бы она не узнала, что он сбил кого-то машиной?
— Как бы она не узнала, что он встретил меня в аэропорту. (Глазки долу.)
— И это он счел достаточной причиной, чтобы не сообщать о происшествии, в котором пострадал молодой человек, и, как выясняется, пострадал серьезно?
— Ну… я не знаю. Я ведь не знаю всего, что у него было на уме. (Тихо, печально.)
Молодец, Мария Тереза! Способная ученица! Это очень кстати — признать неполноту своего знания!
Так прелестная Вдова Раскин утопила мистера Шермана Мак-Коя как котенка.
Зал заседаний большого жюри Крамер покинул в состоянии, знакомом главным образом спортсменам, — он торжествовал победу. Как мог, прятал улыбку.
— Эй, Ларри!
По коридору к нему спешил Берни Фицгиббон. Отлично! Теперь у него есть о чем порассказать зловредному ирландцу.
Но прежде чем он успел вымолвить хоть словечко про свой триумф, Берни сказал:
— Ларри, ты это видел?
И сунул ему свежий номер «Сити лайт».
* * *
Только что вошедший Куигли поднял со стола Киллиана номер «Сити лайт» и принялся читать. Шерман сидел у стола в жалком фиберглассовом креслице и, как ни отводил глаза, все же не мог не видеть заголовки на первой странице.
Через всю полосу шапка:
ТОЛЬКО В «СИТИ ЛАЙТ»! НОВОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ В ДЕЛЕ МАК-КОЯ!
