На берег вышли уже в сумерках. Вовочка настаивал на том, чтобы немедленно двигаться дальше. Он был уверен, что опасность еще не миновала. В новой ситуации полковник заметно приободрился. Еще недавно он плакал о забвении прежних идеалов и о несчастной мумии, исчезновение которой не колышет ровным счетом никого. Теперь же, когда вертолетная атака зримо доказала его неправоту, следовало позаботиться, скорее, о том, чтобы избежать излишнего внимания. Вовочка понятия не имел, кто именно послал вертолеты: слишком многие могли без проблем собрать дюжину «Черных Акул» для одной точечной миссии. Но личность заказчика его мало волновала.
Важным представлялось другое: неведомые враги не собирались требовать мумию назад. Наоборот, они явно стремились уничтожить и ее саму, и всякий след ее похищения. Об этом свидетельствовала хотя бы тщательность пулеметной обработки. Вертолеты напоминали киллеров, которых беспокойный заказчик обязал произвести не один, а целых пять контрольных выстрелов. А коли так, то следовало ожидать, что такой заказчик не удовлетворится обычным докладом об успешном исполнении, а трижды проверит и перепроверит получившийся результат. Например, связавшись с береговой охраной. С литовской полицией. С калининградской милицией. С мафией, с чертом, с самим Богом, наконец. Да и спутниковые снимки с тремя людьми, выходящими на пустынный берег, наверняка лягут на чей-то стол в самом ближайшем будущем. А значит, преследование очень скоро возобновится, и потому, чем скорее они сделают отсюда ноги, тем лучше.
Коротышка тоже торопился: едва ступив на твердую землю, он потребовал газет, а таковые могли оказаться только в населенном пункте. Веней владела апатия; он просто тащился в кильватере двух Владимиров Ильичей, как тащится за кормой куль с бельем, выброшенный на постирушку варварским старым матросским способом. Впрочем, всеобщее согласие продолжалось недолго. По косе можно было двигаться либо на юго-запад в сторону России, либо в противоположном направлении, к Литве. Полковник решил в пользу первого варианта. Он предлагал силой или кражей добыть машину, добраться на ней до железной дороги и далее убегать поездом, причем товарным.
Однако коротышке этот план решительно не понравился. Он сразу заявил, что не собирается прятаться в варварской стране, в которой к тому же царят беззаконие и доносительство. Лучше всего скрываться от преследователей в Швейцарии, на худой конец — в Германии. В крайнем случае, подойдет и Польша. Но делать это в России? — Нет, ни за что!
— Поебал ты! — кричал он оторопевшему Вовочке.
— Прибалты, — поспешно успокаивал товарища Веня. — Он сказал «прибалты».
— Поебал ты — те же немцы! А гео мания всегда была на моей стороне!
— Гео мания? — переспрашивал Вовочка с надеждой. — То есть, любовь к земле? К России?
— Германия, Вовик, Германия… — расхолаживал его Веня. — И любовь тоже — к Германии.
— В поебалтике блядские пахтии! — кричал коротышка. — Они помогут!
С первым утверждением Вовочка рад был согласиться, хотя и не очень понимал, как из него следует второе.
— Конечно, блядские, Владимир Ильич, — горячо начинал он, но Веня снова разочаровывал:
— Он имеет в виду: «братские», Вовик… «братские партии».
Так они стояли и пререкались посередине Куршской косы, неизвестно на чьей ее части, пока на пустынном шоссе не показался грузовой фургон, направляющийся к югу. Это решило спор в вовочкину пользу — возможно, благодаря впечатляющей умелости, с которой он остановил машину, а затем вытащил из кабины и отправил в глубокий нокаут здоровяка-шофера. Скорее всего, коротышка пришел к выводу, что дальнейшие пререкания могут привести к неприятным последствиям.
Фургон вез тепличные огурцы, бледно-зеленые, прямые и длинные, как сильно заплесневевшие французские булки. Выбросив в кювет несколько ящиков, Вовочка освободил место для Вени, коротышки и связанного литовского шофера. Ехали долго. Время от времени машину останавливали на блокпостах. Изнутри было слышно, как полковник привычно договаривается со служивыми людьми о сумме проездного побора.
На окраине Калининграда Вовочка угнал «восьмерку», и они пересели, оставив водителя в фургоне. Потом бросили и легковушку; к сортировочной станции в Черняховске подошли уже глубокой ночью. Веня и Вовочка валились с ног от усталости, коротышку же, казалось, ничто не брало. «Мумия, она мумия и есть, — зло думал Веня. — Как и обещали: жил, жив и будет жить. В воде не тонет и, наверное, в огне не горит. Впрочем, насчет огня еще надо бы проверить…»
Станция выглядела необитаемой; напряженно всматриваясь под ноги, чтобы не споткнуться, они шли вдоль длинных верениц товарных вагонов и рефрижераторов. Неожиданно сбоку соскочил с тормозной площадки кто-то с фонарем, посветил в лицо впереди идущему Вовочке:
— Кого ищете, земляки?
— Дядю Ваню, — коротко отвечал Вовочка.
— А-а, дядю Ваню… так это близко. Еще метров сто вперед и третий путь справа. А много берете?
— Тебе не хватит…
Отошли еще на несколько шагов, и коротышка не утерпел, спросил:
— А дядя Ваня это сочувствующий или большевик?
— Свой это, Владимир Ильич, свой, — шепотом заверил его Вовочка. — Из братской партии…
Забирая вправо, они дважды пересекли пути.
— Вот он, — сказал Вовочка, указывая на тусклый свет, неохотно сочащийся из-за приоткрытой двери одного из вагонов. — Дядя Ваня. Торговля портвейном в разлив.
— Вазлив? — переспросил коротышка. — Почему именно вазлив? А, понимаю: используете истеический опыт. Это умно, батенька, очень умно. Я действительно несколько месяцев жил вазливе.
— Где?
— В Разливе, — устало пояснил Веня. — Станция такая, под Сестрорецком. Там он прятался какое-то время. Ты что, забыл? В шалаше… Оттуда еще до сих пор две пары ног торчат: Надежда Константиновна и Дзержинский. А Ленин где? — А Ленин в Польше.
— Анекдотец-то боодатый, — заметил коротышка обиженно. — Могли бы найти чего посвежее. Боодатый и истеически лживый. Не было там ни Надежды Константиновны, ни Феликса Эдмундовича.
— Ну и что ж, что бородатый? — огрызнулся Веня, не вдаваясь в исторические тонкости. — Какая у тебя ряшка, такой и анекдотец.
— А ну, тише! — одернул их Вовочка. — Потом ссориться будем, в вагоне. Но сначала затариться надо.
Веня вздохнул.
— Как ты еще можешь о выпивке думать? Неужели не устал? Давай уже залезем в какой-нибудь вагон, все равно в какой…
— Дурак ты, Венька! — зло перебил его полковник. — Не понимаешь ничего, так помалкивай. Все равно в какой вагон? Ага, как же… Отсюда, как ни крути, через две-три границы проезжать надо — об этом ты подумал? У железнодорожной охраны нюх почище собачьего: вскрытый вагон чуют за версту, не глядя. Вот тебе и досмотр, вот тебе и нары. И хорошо, если только железнодорожники нас искать будут… а ну как, еще и эти подключатся, сегодняшние, которые на три звена вертолетов расщедрились?
